Метко. Можно сказать, в яблочко.

Димкина бровь поднялась, глаза сверкнули, и я отвернулась. Переставив чемоданчик, сняла шапку, пуховик и убрала одежду на вешалку.

— Не думаю, что вам на самом деле это интересно. И, если честно, я удивлена, что мы едем в одном купе. Мог бы хоть предупредить! — буркнула. Да уж, субординации надолго не хватило.

— А что бы это изменило? Я собирался ехать с Игорем, а не с тобой, — услышала справедливое в ответ. — Могла сама позвонить и спросить!

Да очень надо! Но удивлена или нет, а поезд тронулся, и мы с Гордеевым сели. Мимо помчались дома. Вопросов на языке вертелось множество, и все рабочего характера, которые желательно было бы обсудить. Я по-прежнему ничего не знала о личности заказчика, о месте встречи и о том, будут ли на этой встрече конкуренты. Вот только с чего начать разговор с начальником, когда он сидит и смущает своего инженера прямым взглядом, придумать не могла. Сегодня Гордеев меня явно замечал.

Вошла проводница и попросила билеты. Заулыбалась Димке, предлагая привлекательному пассажиру, у которого в соседках оказалась не жена (как она в первую очередь успела подумать), кофе, чай и меню из вагона-ресторана.

Я чай тоже ужас как хотела, и даже собралась было спросить, почем стаканчик? Но вспомнив, что нахожусь в вагоне СВ, а наличность в кошельке скудная, решила разжиться кипятком самостоятельно. Благо, додумалась чашку прихватить с собой.

Додуматься-то я додумалась, но вот пойти так и не решилась. Прошел час, а странная пауза в разговоре затянулась. Так и сидели мы с Гордеевым молча, пока вдруг не отозвался звонком его сотовый.

Голос из телефона послышался женский, и Димка тут же вышел из купе. Закрыл за собой дверь, а я вздохнула. Без его темного взгляда, пришпилившего меня к месту, почувствовала, что будто из полыньи вынырнула, и захотелось оглядеться.

Оставшись одна, расстегнула чемодан и достала еду. Сняла сапоги и переобулась в тапочки. В поездах мне приходилось ездить не раз, так что об удобстве передвижения на отечественных железных дорогах я знала не понаслышке и не собиралась истязать себя дискомфортом.

Я так быстро собиралась в дорогу, что не успела дома как следует просушить волосы. Лишь обмахнула феном и в косу заплела, спрятав под шапку. Сейчас же расплела их и перебросила на плечо. Достала футболку и спортивные брюки. Есть хотелось ужасно, и, покусившись на мамин пирожок, выглянувший из пакета, я уже ухватила его за кончик и приготовилась надкусить… как вдруг Гордеев вернулся.

Не знаю, о чем он там говорил с неизвестной девушкой, но, войдя в купе, телефон он совсем отключил и спрятал в карман пальто. Снова сел, весь из себя лощеный и дорогой даже в тонком джемпере и джинсах, и то ли от его холодного лоска, а то ли от прямого карего взгляда, есть пирожок я передумала. Так и вернула нетронутым на место.

В купе стало тихо, лишь мерно стучали колеса и покачивался вагон. Шелестел под моей рукой пакет.

Я знала Гордеева большую часть своей жизни, помнила его по школе и университету, пока он не уехал. Видела на работе в компании важных ГИПов и директоров, интересных женщин. Я должна была догадаться, чем именно его смутит мое присутствие. Почему, откинувшись плечами на мягкую спинку сидения, он будет смотреть на меня так, словно не верит, что это я нахожусь рядом с ним.

М-да уж, в двухместном купе надо ездить либо супружеским парам, либо незнакомцам, иначе о личном комфорте можно забыть. Димка посмотрел на мою юбку, на сброшенные с ног сапоги, скользнул взглядом по кофточке и моему ужину… И если бы мы находились в офисе, я бы стерпела. А тут вдруг увидела себя его глазами, и пространство вокруг стало слишком тесным.

— Слушай, Гордеев, хватит на меня смотреть так, как будто от меня чесноком разит. Я не напрашивалась ехать с тобой в командировку, и в вашу компанию «Гарант» попала случайно. Да, я мать-одиночка и у меня есть дети — это что, преступление? Да, мне нужна эта работа, и я, как могу, стараюсь быть полезной. Ну, давай, скажи уже мне в лицо, что я тебе не нравлюсь, и забудем! Как-нибудь переживу. Или переведи из отдела. Только я такая, какая есть, и другой не буду.

— Я знаю, Малинкина.

— А если знаешь, тогда почему Петухову с собой не взял вместо Игоря? Было бы, с кем поболтать и разделить светский ужин в вагоне-ресторане.

— А ты почему не пойдешь?

— А мне не по карману! У меня вон, — кивнула головой, — все с собой. И не косись на мои пирожки, хочу и ем, понял? — взяла, наконец, пирожок, и откусила. — У меня нет папы директора. Что заработала, то и мое!

В пакете лежали яблоки, я достала одно и захрустела уже без стеснения, отвернувшись к окну. Надоело. То видит он меня в первый раз, видите ли, то я, оказывается, неорганизованная. Да чихать я хотела на всяких снобов!

За окном уже стемнело, и ничего нельзя было разглядеть. В купе горел свет и, чтобы не смотреть в отражении на Димку, пришлось смотреть на себя — такую гордую и неприступную.

— Он что, никогда тебя не искал? Не помогал?

Ну и вопросец. Я чуть не поперхнулась.

— Кто? — обернулась с открытым ртом.

— Кирилл.

Я напряглась, отложив яблоко в сторону. Взглянула подозрительно, сощурив глаза.

— А тебе-то что до этого, Гордеев? Как будто ты сам не знаешь.

— Не знаю. Мы с Кириллом давно не общаемся.

— Вот и мы не общаемся. Понятия не имею, о ком ты говоришь. Это мои дети, были и будут.

Гордеев смотрел мне в лицо, я тоже. Так и сидели оба, разделенные маленьким столиком, словно два лука с натянутой тетивой.

А глаза у него все-таки красивые — у Димки. Лицо вроде бы холодное, гордое, а глаза — как теплый чай снежной зимой, если подпустит к себе — согреют. Не зря Леночка так старается к ним подобраться поближе. И губы точно прорисованные, права Наташка.

Хоть и заносчивый гордец, а привлекательный, с этим не поспоришь.

— Почему ты мне отказала, Малина?

— Что? К-когда? — я даже растерялась от такого вопроса. Это он сейчас о чем говорит?

— В десятом классе. До того, как стала встречаться с Мамлеевым. Я пригласил тебя в кино, но ты не пошла.

Вот ведь вспомнил, нашел момент.

— Не помню уже. Это давно было.

— А если правду?

Правду? Я замялась. Времени прошло немало, пожалуй, можно и признаться.

— Ты Феякиной очень нравился. Не могла я пойти, она бы месяц ревела.

— Ну и дура.

— Кто, Наташка?

Димка сидел, сложив руки на груди, и смотрел на меня.

— Причем тут Феякина. Ты.

Я не сразу поняла, что он сказал. А когда поняла, задохнулась от возмущения, не найдя слов. Вскочила, глядя на парня сверху вниз.

— Знаешь что, Гордеев?!

— Что?

— Пошел ты в задницу, умник! Дуру он нашел. Потому что ты мне не нравился, ясно? Каким был в школе гусем, таким и остался! Даже в кино пригласить нормально не мог — билеты он купил, идем. А ты меня спросил? Как ты вообще до Малинкиной снизошел?

Сказав все это, фыркнула, сбросила с ног тапочки и легла на свое место. Отвернулась к стене, сунув руки под подушку.

Поезд набирал ход, я покачивалась под перестук колес, когда вдруг поняла, что не укрыта, а юбка обтянула оттопыренную пятую точку. Как глупо! Наверняка Гордеев сейчас на нее таращится.

Я нахмурилась и быстро оглянулась, собираясь сказать парню что-то не очень умное… но Димка смотрел на мои щиколотки и ступни в тонких колготках. И я не нашлась, что сказать.

Встала, взяла футболку и брюки, и пошла в уборную переодеваться.

Нет, вы только подумайте, какой злопамятный, вспомнил он! Дуру нашел. Общество мое ему не нравится. Когда за одной партой четыре года сидели — не возмущался. Списывать не давал, но остальным делился, помню. Малиной обзывал, за что получал. Десять лет проучились в одном классе, а он нашел, о ком спросить. О Мамлееве. Как будто слухи, которые обо мне ходят — самые интересные на свете. Еще бы пожалеть вздумал, я бы ему и не так ответила. Слава богу, здоровье есть, а детки так вообще — ягодки, в меня удались. Да мы живем лучше всех! Вот заработаю командировочные и куплю себе брендовую юбку!

Хотя насчет Кирилла странно. Неужели Димка не соврал, и они совсем не общаются? Все-таки родственники. Ладно в школе не дружили, не сошлись характерами, но мы все уже давно из школы выросли, а тут как-никак двоюродные братья.

«Он что, никогда тебя не искал? Не помогал?» — а чего меня искать-то? Две сотни километров на север, и вот она — деревня Гваздюкино. Почти первозданная красота. На карте, конечно, найти сложно, но если постараться, то можно. Только я Кирилла предупредила: появишься, дед старое любимое ружье в сенях хранит — от всяких проходимцев добро бережет. Так солью между ног пальнет, вообще никогда не женишься!

Правда, он тогда лишь на телефонный разговор и решился. Просил понять и подождать.

А теперь помощь нам не нужна. Так и сказала Мамлееву в лицо, когда он год назад нарисовался — мы как раз с детьми только из деревни вернулись. В квартиру побоялся прийти, поджидал у остановки. Трус!

Уф, сколько я до этой встречи разных дум передумала! И как буду выглядеть? И что скажу, когда увижу? А что он скажет? А когда встретились, так противно стало! А еще обидно, что не мой человек оказался совсем. И не ёкает сердечко, и не трогает ничего в груди, и даже не болит. Неужели эту дерганную худосочную жердь я когда-то любила? Тьфу! Ведь смотреть-то не на что, одно позерство. Правду говорит поговорка: любовь зла. А вот почему Димка дурой обозвал — не поняла.

Я вошла в уборную и закрыла дверь. Посмотрела на свое лицо. После разговора с Гордеевым щеки просто горели. Вот ведь, и не нравится он мне, а смутил так, что чуть язык не проглотила. Тоже мне — устроил гляделки.