Я стояла в туалете возле умывальника, чувствуя подкатывающую к горлу тошноту. Руки дрожали под струей воды, никак не желая успокаиваться. Я не могла поверить в цинизм Кирилла. Не могла принять его равнодушие и трусость.

Я сказала о детях, а он сидел спокойно, словно и правда был ни при чем. Словно я сказала о ком-то совершенно ему постороннем.

Но ведь так и есть, чему я удивляюсь? Я уже вычеркнула этого человека из своей жизни и жизни моих малинок. Мы ему чужие люди. Так почему мне сейчас так больно? За малинок больно.

— Надо же, а ты смогла меня удивить. Я была уверена, что вы с Димой вместе.

В туалет вошла Эльвира, процокала каблуками по кафельному полу и остановилась у зеркала. Достав из сумочки пудреницу, женщина распахнула ее и принялась припудривать нос.

— А мы и так вместе.

— Я имела в виду спите, глупышка, — не стала юлить блондинка. — Что? Неужели у тебя и правда есть дети? — покосилась со смешком. — Сколько тебе, двадцать два?

Мне в отличие от нее смеяться вообще не хотелось.

— Двадцать четыре. Есть. Двое.

— А мужа-то где потеряла?

— А его никогда и не было.

Женщина достала помаду и стала подводить губы — слишком пухлые, чтобы быть натуральными.

— Бедняжка. Ты красивая, девочка, но кто ж в здравом уме себе такое ярмо на шею накинет? Разве что так, развлечься. А на Мишку не вешайся. Мне не жалко, но в постели он — пустое место. Уж лучше на парня из «Реформ-строй» глаз накинь. Девчонка с ним — ни рыба, ни мясо. В лучшем случае медуза. И вроде покатался, а удовольствия не получил. А самца мне оставь.

— К-кого?

— Начальника своего. Я заметила, как ты на него смотришь. Признайся, хочешь его?

Клянусь, я покраснела. К такому откровенному разговору, тем более в туалете, я оказалась не готова.

— Дмитрия Александровича?! Да вы что! Ни капельки! — изумленно возразила. — Мы с ним просто… просто команда!

— Ну да, рассказывай! — Эльвира спрятала пудреницу в сумку и теперь стояла, повернувшись ко мне лицом с тонкой сигаретой в руке. Щелкнула зажигалкой, прикуривая. Курить здесь наверняка было нельзя, но разве для такой женщины существуют правила?

— Ты, конечно, лакомый кусочек, — сказала, скользя по мне взглядом, — для игры сойдешь, но простовата. А он охотник, он как голодный лев, заводит меня страшно! И так же любит деньги, я это чувствую.

— А как же господин Ольховский? — да, это было не мое дело, но блондинка сама напрашивалась на откровенность, и я спросила: — Разве вы не с ним?

— С ним. Вот уже двенадцать лет. И мы с Мишей прекрасно понимаем друг друга. Такие приключения добавляют остроты в наши отношения, так что сегодня мальчик уснет не один.

Хм, то мальчик, то лев, то охотник. Как-то эта Эльвира не вполне здорово дышит, говоря о Гордееве. Надо же, он и лев? Нет, вообще-то похож, судя по тому, как уверенно держит вокруг себя дистанцию. Но предупредить его о львице с острыми когтями точно не помешает.

Едва за женщиной закрылась дверь и рассеялся дым, я расстегнула сумочку, достала мобильный телефон и набрала Димку.

— Слушаю, — он отозвался сразу же. — Маша?

— Я.

— Подожди, я отойду. Да?

Я тоже на всякий случай отошла от двери подальше и прижала мобильник к уху.

— Слушай, Гордеев, я, конечно, не лезу в твой хитрый план Барбаросса и личную жизнь, но хочу предупредить. Она хитрее, чем кажется — Эльвира. Я только что говорила с ней в туалете. Пожалуйста, будь осторожнее. У нее на тебя виды.

— Я знаю.

— И она называет тебя львом.

— Думаю, мне это льстит.

Он что, серьезно, что ли?

— Дим? — я знала, что Димка поймет, о ком речь. — Не могу его видеть. Отпусти меня, я хочу уйти.

Понял.

— Хорошо, Маша. Но я тебя провожу.

— Нет, не надо! Тебе нельзя уходить. Здесь двадцать метров всего до отеля, не потеряюсь!


Как странно, что в разные моменты времени одно и то же расстояние может показаться нам почти непреодолимым рубежом, или наоборот — мигом, смазанной картинкой, едва успевшей промелькнуть в сознании. Вот так и у меня. Когда шла на встречу в ресторан — словно по глубоким сугробам в туфельках ступала. Запоминала каждую мелочь и каждое встретившееся лицо — портье, швейцара, официантов. А когда возвращалась в отель, как будто в туман шагнула. Мгновение — и очутилась в номере. Всё перекрыли впечатления от ужина, невеселые мысли и усталость от командировочного дня. Сам он для меня уже закончился, а был ли в нем толк от инженера Малинкиной, так и осталось неизвестно.

Я вошла в номер, не спеша разделась и сняла туфли. Убрала одежду в шкаф. После того, как умылась, первым делом позвонила маме. Часы уже показывали одиннадцать вечера, но я знала, что мама не спит и ждет моего звонка.

Я поспешила сказать ей, что у меня все хорошо и, конечно, спросила о детях. О Мамлееве говорить не стала. В нашей семье о нем никогда не вспоминали (ни хорошо, ни плохо), вот и сейчас решила не ворошить прошлое и не волновать маму. Тем более, что я уже и сама успокоилась.

В номере было тихо и одиноко. Я не стала включать верхний свет, оставила гореть напольный светильник, легла на кровать и раскинула руки, чувствуя в плечах и мышцах усталость — слишком долго я сегодня держала себя в напряжении, боясь допустить ошибку. И слишком сложным во всех отношениях оказался мой первый большой тендер.

Интересно, как там Гордеев? Наверное, танцует с львицей Эльвирой, забирая в особо неосвещенные места. А может, уже и не только танцует? Такие дамочки, как Ольховская, умеют добиваться своего не мытьем так катаньем. И давать другим советы, когда те в них ничуть не нуждаются.

«На Мишку не вешайся. В постели он — пустое место». Да этот Мишка мне в отцы годится! Зачем мне знать про его место? Я уже молчу о парне из «Реформ-строй». За кого она меня приняла? За такую же, как сама, охотницу? Так вроде бы я вела себя вежливо и культурно. В отличие от нее, ни на кого не вешалась и глазки не строила. Говорила о работе. Не нужно мне это, да и не умею я.

Подумаешь, простовата. Посмотрела бы я на нее, если бы она двоих карапузов одна нянчила. Лешке одно надо, Дашке — другое. Потом повторить все в точности наоборот. Да, у меня нет дорогих колец и золотой зажигалки (кстати фуу! Вот прямо покоробило). И с чего она взяла, что я свое «ярмо» мечтаю на кого-нибудь накинуть?.. Да таких деток, как мои малинки, еще заслужить надо, вот! И никто меня в этом не переубедит! Сама она ярмо силиконовое!

А все-таки, что ни говори, а жизнь богата на сюрпризы. Жила себе Малинкина, работала, сны смотрела красивые. И думать не думала, что здесь окажется. Что сначала встретит она Гордеева, а потом Кирилла. Бывает же.

При мысли о Димке снова вспомнила о контракте: хоть бы у него все получилось. Мне очень не хотелось терять работу, а ему — отдел. Мы только-только учились работать вместе. И пусть заказчика не выбирают, а все равно было обидно, что Гордееву попалась вот такая хищница Эльвира.

Я вдруг представила комнату, постель, и голую пару, сплетенную в жарком объятии. И так тоскливо стало на душе от той воображаемой картинки, что засосало под ложечкой.

Мысли, по одной им ведомой логике, тут же перескочили на новое платье. Его я так и не сняла. Вот зачем оно мне? А туфли? Если не получится подписать контракт, зачем? Теперь еще долг возвращать. Разве для того я мечтаю о премии?! А если ее и вовсе не будет, тогда как быть? Хорошо хоть пальто не взяла — плакал бы детям к лету велосипед.

Дела-а. Ох, надеюсь, у Димки получится договориться. Я мысленно пожелала ему удачи. Не зря этот Ольховский заикнулся о завтрашнем дне и пианиста приплел. Цена их не устраивает, а значит, и торг может затянуться. Но ведь и «Реформ-строю» зеленый свет не дают.

Нужны мы им, вот что.

Сейчас главное, чтобы блондинка Эльвира не перехитрила Гордеева. Наверняка он думает, что ей нравится. Возможно, ему это льстит. Все же она старше, богаче, опытнее. Хотя, почему же возможно? Ведь он сам сказал, что льстит. А вдруг за этой лестью он и не догадывается, что это она его решила использовать?

Нет, все-таки до чего же неприятно знать, что на свете есть такие беспринципные люди.

Я продолжала лежать и думать. Возмущаться и анализировать. После насыщенного на события дня шевелиться не хотелось, спать тоже, когда внезапно в дверь постучали.

Нетерпеливо так постучали. Я бы сказала требовательно. Вот так же стучит соседка, позабыв о звонке, когда твоим детям приходит в голову мысль помузицировать на старой батарее гаечным ключом.

На часах был первый час ночи, я никого не ждала, но делать нечего, пошла открывать. Все-таки находилась в отеле и под охраной. Чего бояться-то? Тем более, что здесь и дверная цепочка имеется. Ну, прямо как в американских фильмах!

* * *

За дверью оказался припорошенный снегом Гордеев с непроницаемым лицом. При взгляде на парня у меня дрогнуло сердце, а за ним и цепочка слетела.

— Дима?

— Я, Маша. Можно войти?

— Входи, конечно, — я посторонилась и захлопнула дверь. Обойдя Димку, подождала целую секунду и не выдержала.

— Что? Что случилось? Как все прошло? Ну же, говори!

Я почему-то ждала чего угодно. Что ему отказали, придумали новое условие, предложили переговоры. Но не того, что Гордеев медленно расстегнет пальто, вытащит из подмышки и поставит в прихожей бутылку французского шампанского, и вдруг улыбнется мне так, словно ему только что до блеска отполировали все тридцать два зуба и он решил этим похвастаться.

— Машка, подписали. Мы с тобой контракт подписали! Тендер наш! Ты понимаешь, он наш!

Я распахнула глаза, прижав руки к груди.

— Со всеми условиями?