Звонок в дверь раздается внезапно. Я никого не жду, но ночной гость явно не смущен данным фактом. Как через минуту я сам не удивлен тому, что вижу на своем пороге Мамлеева.

Это вполне в привычке Кирилла — считаться исключительно со своими желаниями, мне это хорошо известно с детства.

— Ну, привет, старина. А вот и я.

Не считая встречи в гостинице, мы не разговаривали с Кириллом с того самого дня, когда были студентами, и вот, спустя годы, снова с напряжением смотрим в лица друг другу.

Я никогда не приглашу его войти, и он это знает. Оглядывает видимую часть моей квартиры, неосознанно потирая тыльной стороной ладони синяк на подбородке.

— А у тебя здесь прилично. Ничего так устроился, я смотрю.

— Чего тебе?

— Ты один?

Я игнорирую вопрос, честно предупреждая Кирилла:

— У тебя есть минута, Мамлеев. Или говори, зачем пришел, или уходи. Я занят.

Он улыбается так же тонко и криво, как я помню. Шутник. Раньше он любил шуточки и умело втирался в доверие. Старший брат, почти ровесник. Он мне нравился, и я многое ему прощал. До поры.

— Поговорить хотел.

— Говори.

На самом деле, я делаю ему одолжение, и он это понимает.

— Неожиданная у нас с тобой вышла встреча — там, у Ольховской. Не находишь?

— Я бы так не сказал. Судя по всему, ты отлично знал, кто на ней будет и зачем.

Знал, и Кирилл пожимает плечами, пряча руку в карман куртки. Передо мной ему юлить ни к чему.

— Извини, брат, бизнес. Ты же понимаешь, ничего личного. Такой тендер грех было не попытаться перехватить.

Врет. С тех пор, как нам исполнилось десять, это личное всегда между нами, как камень преткновения — однажды появившись, никуда не исчезло. Эту войну не я развязал, но факт: ему никогда не удавалось меня обойти — ни в учебе, ни в спорте, ни в драке.

Ему удалось ударить лишь однажды, и по самому уязвимому.

— Я тебе не брат, Кирилл. Заканчивай с патетикой. Или говори, что надо, или уходи.

— Да ладно, Дим, остынь.

— Пошел ты!

— Стой!

Я собираюсь закрыть дверь, но он останавливает меня, задержав ее рукой. Жует сухие губы, которые еще не успели зажить после нашей последней встречи.

— Я насчет Машки пришел сказать. Понять хочу.

— Что именно?

— Ну, как же, такая выгодная партия с дочкой самого Бартона, все строят догадки, сколько тебе достанется, и нате вам — нежданчик в гостиничном номере. Да еще и с моей бывшей. Я был уверен, что ты и думать о ней забыл, о Малине. А ты решил напоследок отплатить всем по счетам? А, брат?

Кирилл присвистывает и улыбается. Но досаду не удается скрыть, и улыбка сползает.

— Ты ведь для этого разыскал Машку и привез к Ольховской? Чтобы отвлечь меня и забрать тендер?

Громкое заявление от слабого игрока. Однако мои плечи напрягаются, а пальцы впиваются в дверной косяк.

— Не обольщайся. Тебе ничего и никогда у меня не забрать — я тебе не позволю. И Маша здесь ни при чем. Но предупреждаю: хочешь играть втемную — будь готов за это ответить. Не надейся, что я с тобой закончил.

— От кого ты узнал, что именно я буду представлять интересы «Реформ-строй»?

— Твоя минута закончилась, Кирилл. Тебе пора.

— Ладно, как скажешь. — Мамлеев поднимает воротник куртки и отступает. Произносит со смешком, показав зубы: — А ведь Машка наверняка ни сном, ни духом о твоей свадьбе, иначе бы не подпустила к себе. Я знаю ее лучше тебя.

— Не лезь!

— И тебя знаю. Не боишься лишиться денег наследницы? Слухи — они такие, любому репутацию испортят. Я же не дурак, понимаю, что не нужна тебе Машка с детьми, да еще и после меня. Ты всегда был брезгливым чистоплюем.

Рука срывается, и мы все-таки сцепляемся, схватившись в коридоре. Когда мои пальцы сдавливают воротник куртки Кирилла, прижав его к стене, он сцеживает со злостью сквозь зубы мне в лицо:

— Это ты, Гордеев, не лезь к моей семье! Оставь Машку в покое, слышишь! Когда решу и захочу, она снова выберет меня, никуда не денется… Малина моя!

Его заявление заставляет меня ударить. Кажется, мне нравится цвет крови на его губах, она делает ложь отмщенной. Не уверен, что он знает своих детей в лицо.

— Уходи, Кирилл, пока я тебя не убил! Пошел вон!

* * *

Я выезжаю в аэропорт через полчаса. Оставляю машину на стоянке, захожу в крытое здание терминала и регистрирую билет. Всё проходит быстро, крупных вещей у меня с собой нет, и в образовавшуюся до посадки паузу я возвращаюсь мыслями к Малине. Думаю о том, что она, должно быть, давно уже спит.

Конечно, спит. В прошлую ночь мы почти не сомкнули глаз.

Рука в сомнении сжимает телефон, но я все же отправляю ей короткое сообщение — когда проснется, прочтет. Пусть так, но я должен ее чувствовать.

«Скучаю. Сильно».

Я не надеюсь на ответ, но получаю его сразу же. Такой же короткий:

«Я больше».

И еще одно:

«Думаю о тебе, Дед Мороз».

На моем лице появляется улыбка, ничего не могу с собой поделать. Все последние дни для меня, как сумасшествие.

«Сейчас позднее время для мыслей, Маша. Спи».

«Когда я сплю, мне снишься ты.

…Ты не оставил мне выбора».

«Надеюсь, я веду себя неприлично? Во сне».

«Совершенно неприлично. О-очень, я бы сказала!»

«Если так, то я горд».

«И почему я не удивлена?»

«Ты мне тоже снишься, Малина».

Вот теперь она отвечает не сразу. Я будто вижу, как она смотрит на экран телефона, закусив краешек нежных губ.

«Правда?»

«Правда.

…Хотел бы я сейчас тебя увидеть.

…У меня даже нет твоей фотографии».

Через пару секунд на мессенджер падает файл, и я спешу его открыть.

И прочесть новое сообщение.

«Теперь есть)

Пришлось включить светильник…

Держи, мой мужчина из снов, пока я не струсила».

Она. Машка. Малина. На подушке, с разметавшимися волосами, открывшими голые плечи. Я не ошибся, она спала, и сонная улыбка и приглушенный свет сделали черты лица еще мягче.

«Спасибо, моя сладкая.

Ты прекрасна…»

«Теперь ты.

…У меня тоже нет твоей фотографии».

«Лови. Само собой, я одет».

«Как жаль)»

«В следующий раз обещаю, что заставлю тебя краснеть».

«Ты красавчик, Гордеев. И ты улыбаешься.

…Тебе очень идет улыбка.

…И почему в школе ты был таким букой? Я бы влюбилась».

Это новый уровень отношений, от которого уходит земля из-под ног и хочется послать к черту поездку и вернуться к ней. Найти ее в этом холодном городе и забыться в ее тепле.

Все обязательно так и случится. Совсем скоро.

«Мне пора. Объявили посадку.

…Что тебе привезти?»

Машка не медлит с ответом. Она отвечает сразу и коротко, заставив меня улыбаться весь полет.

«Себя!»

 * * *

Я прилетаю в город ранним утром, добираюсь до центра на такси и еще какое-то время сижу в кафе, просматривая новостные статьи, отвлекаясь на мысли и вкус горького кофе. Здесь он отменный. Такой же, каким был пять лет назад, когда я оказался в этом городе впервые.

Парень бариста узнает меня и приветливо машет рукой, желает удачи и хорошего дня, и я отвечаю ему тем же. Хорошее место, приветливые люди — я бы с удовольствием привез сюда Малину и разделил с ней утро, просто сплетя наши пальцы. Она бы вписалась в этот город, с ее синими глазами и улыбкой. С длинными, вьющимися мягкой волной волосами и тихим смехом. Надеюсь, это когда-нибудь случится.

Однако сегодня у меня здесь встреча с другой девушкой, и третья чашка кофе остывает нетронутой в ожидании ее прихода.

Диана Бартон, моя больше не невеста. Красивая шатенка, знающая себе цену, которой уже не стать моей женой.

Мы знакомы не один год, вместе учились в Сорбонне и долгое время были просто друзьями; она была свидетельницей моих увлечений и скорых разрывов, пока однажды жизнь не свела нас вместе. Прошлое лето оказалось долгим и холодным, таким же, как разговоры с отцом. Умеренно-жарким, что касается сближения, и закончилось помолвкой.

Как только я дал согласие, стало ясно, что обратной дороги нет.

Ее и не было — дороги назад, я не привык отказываться от данных обещаний, и наши семьи планировали свадьбу и слияние части бизнеса… Планировали, пока в мою жизнь не вернулась Малина. Сначала ворвавшись в сны, а затем и явившись воочию.

Неважно, что я ничего не знал о ее жизни до этой встречи и не хотел знать. Неважно, что она была не со мной. Важным оказалось то, что едва увидев ее, я понял: мне нечего дать Диане, кроме фамилии. Ни сегодня, ни завтра. Никогда.

Напрасно она ждет моих звонков. Напрасно обижается на редкие встречи и занятость. Напрасно надеется, что ее близость все исправит. Ничего не изменится. Привязав себя обещанием и сделкой, я всегда буду чувствовать удушье и спешить уйти. Все равно куда, как ухожу уже сейчас. До тех пор, пока однажды пустота не разрушит наш брак, а может, и нас самих.

Помолвка была ошибкой, и лучше не допустить продолжения. Тогда, возможно, Диана еще будет счастлива.

Но последнее время разговора с ней не получается, и это измотало нас обоих. Как бы прямо я ни говорил, оказалось, что Диана не готова слышать.