— Да, они все в этом зале, и сейчас я бы хотел, при всех вас, попросить у моей девушки руки и сказать, что готов связать с ней жизнь. Если позволите.

Гордеев широко улыбнулся — немного смущенно, но очень искренне.

— Впрочем, — вдруг сказал, проведя рукой по волосам, — даже если и не позволите, я все равно это сделаю!

Мамочки, что происходит? Сердце отчаянно забилось то ли в испуге, а то ли в преддверии самой важной в моей жизни минуты. Я прикипела к стулу так, словно вросла в него корнями. Неужели все происходит на самом деле, и мне не снится Димка и его слова? Все эти люди? Потому что даже в мыслях я не мечтала ни о чем подобном. Душа затрепетала: неужели все правда?


В эту самую секунду в зале раздался голос генерального — оказывается, микрофон был не только у музыкантов.

— Погоди, сын! — мужчина встал со стула и взмахом руки привлек к себе общее внимание. Все тут же ошалело притихли. На глазах коллектива происходило что-то весьма необычное, интересное, и никто не собирался этому мешать.

— Вот тебе неожиданность! Огорошил нас с матерью, и это мало сказать! Это мы собирались сделать тебе сюрприз, а оказалось, что сюрприз сделал ты. Да какой! Рад, Дмитрий, очень рад! И раз уж ты решил объявить о свадьбе на рабочем корпоративе, — мужчина повел рукой, — давай не будем тянуть и представим всем твою невесту. Почту за честь! Она сегодня как раз прилетела из Парижа. Диана, дорогая, прошу!

Главный захлопал в ладони, его поддержали соседи, и из-за стола поднялась девушка — та самая красивая шатенка в коралловом платье, совсем недавно так некрасиво приревновавшая Валечку. Шагнула гордо и уверенно вперед…

Я еще понять ничего не успела, а уже задохнулась, перехватив ладонью горло и отшатнувшись. В грудь словно град ударил, забарабанил в душу стальной дробью, вонзаясь в сердце ледяными иглами и разбивая его в клочки. Застучал отчаянно по раненой плоти, пряча за нарастающим шумом в ушах все окружающие звуки. Обжигая холодом все, что еще секунду назад так нежно трепетало несмелой радостью.

Сердце сдавила боль. Такая сильная, что бокал выпал из рук, а я поднялась, не в силах с ней справиться. В голове помутилось, а в глазах встала пелена.

Невеста. Невеста. У Гордеева есть невеста, которую он любит!

Ну, конечно, она и была все это время — слухи не лгали. Я сама рассказала об этом случайной попутчице в поезде, разве не так? Красивая девушка с красивым именем из хорошей семьи. Под стать парню, всегда так высоко себя ценившему.

Но тогда я зачем? Все это со мной зачем? Слова, надежды… признание зачем?! Ведь я ничего не просила!

* * *

Она шла по проходу навстречу Гордееву, люди расступались, а меня непослушные ноги уносили к выходу. Прочь от удушливой волны, которая накрыла собой и теперь стремительно вращалась вокруг, грозя затянуть в воронку отчаяния.

— Маша! Машка!

Именно в этот момент я бросилась бежать. Это было слишком.

Схватив сумочку, кинулась через вестибюль ресторана, распахивая двери, прямо на улицу, в мороз. Чьи-то руки поймали меня на крыльце и потянули за угол дома — пронесли с силой. В глазах стояли слезы, и я не видела, кто навис надо мной, только попробовала эти руки с себя стряхнуть.

— Пусти меня! Пусти!

— Тихо, Машка. Да успокойся ты! Это я — Кирилл.

Кто?! Господи, только его не хватало!

Я дернулась, но Мамлеев оказался сильнее. Он прижал меня к себе и накрыл ладонью рот — очень вовремя, потому что крик боли, стоявший в горле, едва не вырвался.

Рядом послышались стремительные шаги и громкое: «Маша! Маша!» — быстро уносящееся прочь. Так же быстро, как мое непродолжительное счастье.

Именно голос Димки заставил меня перестать биться в силках и обессилено поникнуть.

Кирилл убрал руку, но не освободил. Развернул к себе лицом.

— Отпусти, — я толкнула парня в грудь. — Пошел к черту, Мамлеев! Слышишь?

Не услышал, только сжал на плечах пальцы сильнее.

— Что, Машка, наелась любви? Чего убежала? — бросил Кирилл сквозь зубы, когда шаги Гордеева стихли. — Или ты другого ждала от нашего гордеца? Может, что это он на тебе женится, а не на единственной наследнице строительной корпорации с миллионными активами? У тебя же столько плюсов, хоть заешься! Квартира — конура, и два хвоста в придачу. Завидная невеста!

Да ты хоть знаешь, сколько стоит этот брак? — выдохнул, приблизившись. — Сколько ему достанется в случае появления наследника? Да и невеста ничего так, правда? — рот Кирилла скривился в злой усмешке. — Элитная сучка, объезжай в свое удовольствие. Что-что, а дураком Гордеев никогда не был. Развлекся и хватит, через месяц в Париже и не вспомнит ни о какой Машке! Тем более, что он тобой уже попользовался!

Я закрыла глаза, чувствуя, как слезы потекли по лицу.

— Замолчи.

— Красиво он отомстил нам двоим за прошлое, не ожидал. Ты ведь уже знаешь историю о его школьной любви к соседке по парте? Так трогательно, что однажды даже я проникся. Разве не этой басней он тебя втащил в «Гарант»? Я два года подбирался к тендерам «Партнер-строя», чтобы схлестнуться с Гордеевым, и вот, когда мне это удалось — вдруг появляешься ты и путаешь все карты. К черту, Машка! Я и думать о контракте не мог рядом с тобой! Он снова опередил меня на шаг! Мой зануда-братец, которому все в этой жизни давалось легко. Только вот что ему можешь дать ты, Малина? Ты об этом подумала, зачем нужна ему?

Значит, Димка рассказал правду.

Больнее не стало, стало горше и противнее от того, что этого парня, который вцепился в меня сейчас, как клещ, я когда-то любила. Верила, что любила.

Я все-таки смогла прогнать слезы, вскинуть подбородок и взглянуть Кириллу в лицо, как ни сжималась душа. Не только сегодняшний вечер, сейчас наше прошлое встало между нами, чтобы мы смогли наконец-то поставить в нем точку.

— Ты прав, ничего. Мне нечего ему дать. И именно поэтому шесть лет назад, как только ты понял, что Гордеев уедет, я перестала быть нужна тебе! Глупая Малина стала разменной картой между вами. Как ты, должно быть, радовался, вешая мне лапшу на уши.

— Это не так, Машка.

— Молчи! Это так! Ты всегда завидовал Димке, но очень хотел, чтобы было наоборот, а он взял и забыл о тебе! Вычеркнул из своей жизни раз и навсегда, и не возвращался! Что он сделал, Мамлеев, скажи? Забрал твою детскую игрушку? Разбил в кровь нос? За что ты его ненавидишь?

Мы стояли на морозе скованные не холодом, а чувствами, и они жгли нас изнутри сильнее огня.

Желваки на тонком лице Кирилла натянулись. Темные глаза в сумраке вечера блеснули злостью и обидой.

— Ты все равно не поймешь.

— И плевать! Ты давно стал чужим человеком, чтобы я тебя понимала. Но мне тоже есть, что сказать, Мамлеев. Да, может, Димка и не вспомнит обо мне, пусть! Но ты о нем точно не забудешь. И каждый раз, когда твоя зависть будет точить зубы и грызть тебе душу вопросом, почему он, а не ты… Почему никогда, такая, как Диана, не выберет тебя… Знай: потому что ты даром никому не нужен!

— Ты ничего не знаешь о нас с ним!

— Мне достаточно знать тебя! У тебя нет ничего — ни слова, ни имени, ни даже уважения! И не рассказывай мне об элите, я не вчера родилась! Зря ты сегодня сюда пришел, надеясь увидеть, как я расстрою его свадьбу. Я этого не сделаю. И еще, Кирилл… Тебе никогда не стать Гордеевым, ты другим родился. Петухова — вот все, чего ты заслуживаешь.

— Я ее не выношу. Она мне противна.

— Мне все равно.

Кирилл прижал меня к себе. Я дрожала, хотя холода не чувствовала.

— Машка, ты ведь его не простишь? — требовательно спросил. — Ты ведь гордая, Машка! Не простишь?

— Пусти!

— К черту нас с Гордеевым! Забудь, что было! Я любил тебя. Да, сначала хотел сделать его несчастным, а потом стал несчастлив сам. Думаешь, это легко — жить и знать, что где-то растут твои дети? Что ты не хочешь и слышать обо мне? Но мы были молоды, у нас еще могли быть годы свободы! Я строил планы, я дал тебе время подумать… А ты поступила по-своему, решив за нас двоих.

Душу и так затопила горечь, а тут словно мир померк. Если бы могла — рассмеялась.

— Какой же ты лжец! Ты бросил меня! Хотя нет, правда в твоих словах все же есть. Ты действительно строил планы, только вот я со своей конурой и хвостами, как ты сказал, в них не вписывалась. — Слезы снова пролились из глаз. — Уйди, Мамлеев! Ненавижу тебя!

— Машка, — Кирилл оплел руками мои плечи, не давая вырваться, — давай все исправим! Ты и я? Ты же любила меня! Ты простишь, я знаю…

— Нет!

— Да! — он попытался найти мои губы, и наконец вся ненависть, что вскипела во мне, что жила к нему все эти годы, обрушилась в пощечину.

Я отшатнулась от него, как от огня, оставив на щеке след от удара. Шпильки высыпались из волос, и пряди подхватил ветер.

— Нет! — за эти шесть лет я уже стала достаточно женщиной, чтобы прочитать желание в его глазах. — И не надейся, Кирилл. Никогда!

Он наклонился, набрал в горсть снега и отер щеку. Сощурив взгляд, вернулся к тону, с которого и начал разговор.

— Ну, это мы еще посмотрим, Машка! Когда он женится, а ты останешься без работы, ты заговоришь по-другому. И, возможно, у меня будет, что тебе предложить.

Я не хотела думать о работе, не хотела думать о Мамлееве и завтрашнем дне. Мне нужен был мой дом и мои крохи-малинки, чтобы вдохнуть их запах, услышать голоса и снова почувствовать, что я в этом мире не одна.

— Нам ничего не исправить, Кирилл. И я не заговорю. В моих планах больше никогда не будет тебя. Прощай!

— Стой, Машка!

* * *

На стоянке у ресторана стояло такси, я бросилась к нему, распахнула двери и села внутрь, молясь про себя, чтобы оно не оказалось заказанным. Назвала водителю домашний адрес и откинулась на сидение без сил, закрыв глаза.