Совсем ненадолго задержалась Розамунда; ее послали сбегать через весь дворец за книгами королевы, и идти еще было далеко. Она не возражала, чтобы пробежаться: трудно усидеть в кабинете королевы, занимаясь шитьем и слушая сплетни других леди, когда все мысли только об Энтоне.

Она пыталась угадать, что он делает сегодня, когда королева никого по делам не принимает, и они никого не видели все утро. Опять пошел кататься на коньках? По саду прохаживается, где столько кокетливых дам, готовых обступить его со всех сторон?

Розамунда не забыла, что Сесилия тогда вышла из апартаментов шотландцев. Похоже, она искала союзников даже там, где вероятность найти их очень мала. А кто поддержит Энтона? Она бы поддержала, если бы он позволил, если бы они забыли о возможных опасностях хотя бы на час.

Она нашла книги там, где королева оставила их, и побежала назад, к галерее, выходившей на реку. Анна сказала, что они будут помогать на зимней ярмарке, которую устраивали на замерзшей реке, и Розамунда надеялась, что у нее будет время, чтобы подумать, как ей подсунуть королеве Елизавете дело Энтона о поместье.

Она легла на подоконник, внимательно рассматривая, что творилось на реке. С расстояния река походила на замерзший муравейник, где каждый муравей делал свою важную работу. Работники возводили балаганы для зимней ярмарки, места, чтобы продавать горячий сидр, засахаренный миндаль, ленты и кружева. Длинные ленты, прикрепленные к балаганам, как и рождественские венки из хвои, прибавляли празднику яркости. Зрелище этих приготовлений к ярмарке было единственным, веселым пятном среди напряженности двора. Все, казалось, ходили по лезвию ножа, в страхе оттого, что могло произойти дальше, даже если и пытались прикрыться маской рождественского веселья.

Розамунда тоже ходила по лезвию, но скорее из-за Энтона, не понимая его чувств к ней и даже своих чувств к нему, они были такими разными! И это при том, что она целыми днями мечтала о нем. Наверняка из-за своей отрешенности она скоро схлопочет затрещину от королевы. Или того больше, если королева узнает, что было между нею, Розамундой, и Энтоном!

Да, и мешкать с книгами нельзя! Розамунда еще раз оглядела замерзшую реку и побежала к королевским апартаментам. Она повернула в коридор, который вел от галереи к тому крылу дворца, и увидела придворных, которые шли ей навстречу. Впереди — леди Леннокс, кузина королевы; ее пышная фигура была, как обычно, затянута в черный атлас, а выглядела она несчастнее обычного. Возможно, никуда не продвинулось ее прошение к королеве, чтобы та отпустила ее сына Дарнли в Шотландию, под предлогом якобы повидать отца. Розамунда притаилась в завешенной нише: у нее не было никакого желания, чтобы графиня буравила ее своим сверлящим взглядом. Розамунда старалась избегать неприятностей и не привлекать к себе излишнего внимания.

Но она выглядывала из-за края бархатной драпировки, когда они проходили мимо, тихо переговариваясь. С леди Леннокс был шотландец Мелвилл и… Сесилия! Она шла сбоку от графини и внимательно вслушивалась в то, что графиня взбешенно шептала Мелвиллу. Но Розамунда ни слова не разобрала. Она подождала, пока они вышли из коридора, и шаги их затихли, и побежала в противоположную сторону. Девушка вспомнила слова дяди Анны, что королевский двор кишит опасными чужестранцами и переполнен их интригами. К тому же, кажется, и члены королевской семьи не чураются интриг. Она была так занята своими мыслями, что, повернув за угол, не заметила стоявшего там мужчину, пока не столкнулась с ним. Она отшатнулась, но сильные руки схватили ее и удержали: книги посыпались на пол.

— Розамунда! Куда вы так спешите? — спросил Энтон.

Конечно же, это должен был быть он! — подумала она со смесью удовольствия и досады: всегда-то он застает ее врасплох…

И, улыбаясь ему, она оперлась на его руки и твердо встала на ноги. Он выглядел так, будто шел с занятий какими-то физическими упражнениями: влажные волосы гладко зачесаны назад, черные глаза блестят, как наполированный оникс. Он был в простом жакете из черного бархата, небрежно зашнурованном поверх рубашки, и в разрезе на груди виднелось обнаженное тело. К своему великому смущению, Розамунда не смогла удержаться, чтобы не смотреть, ей хотелось дотронуться, почувствовать его тепло.

— Розамунда?! — смущенно произнес он. Она тряхнула головой и отступила.

— Я… я несу книги ее величеству, — ответила она, переводя взгляд от его обнаженной груди на деревянную панель стены. — Она не терпит, когда ее заставляют ждать.

— Я довольно долго здесь при дворе и знаю об этом. Но я вас не задержу, только спрошу: у нас будет сегодня вечером урок танцев?

— Урок танцев? — переспросила она, чувствуя, как у нее закружилась голова.

— Да. До Двенадцатой ночи времени остается все меньше. Я играл в теннис с лордом Лэнгли, и он сказал мне о комнате возле часовни, которой мы бы могли воспользоваться. Она предназначена его кузену, но он сейчас в деревне, и комната пустует. Никто не увидит, как я строю из себя дурака!

Они будут одни?! В комнате, после банкета?! Розамунда была почти уверена, что при таких благоприятных обстоятельствах он не будет строить из себя дурака. Она почувствовала, будто уже прыгнула в пропасть, кувыркается в темноте неведомого ей мира и не может остановиться. Падает, падает… в бездну!

— Хорошо, — выдохнула она. — Ваш танец все-таки нуждается в том, чтобы его подправили до Двенадцатой ночи.

Он улыбнулся и поклонился:

— Тогда до вечера, миледи.

Розамунда уже повернулась, чтобы убежать, но тут вспомнила, что она видела.

— Энтон! — окликнула она. Он обернулся:

— Да, Розамунда?

— А вы знаете… — Она поглядела по сторонам, чтобы удостовериться, что их никто не слышит, подошла на цыпочках и зашептала: — Ваша кузина подружилась с шотландской делегацией?

Он прищурился и больше ничем не выдал своей реакции.

— Подружилась?!

— Я вчера видела, как она вышла из их апартаментов. А только что она шла с леди Леннокс и Мелвиллом. У нее есть какие-то родственники в Шотландии?

— Таких, о которых я знал бы — нет. Но я плохо знаю свою английскую родню.

— А может, она…

— Розамунда! — Он взял ее руки в свои, крепко сжал. — Спасибо, что вы мне сказали об этом, но я вас умоляю быть осторожнее в таких делах. Я не знаю, какую игру затевает Сесилия, но ничего хорошего ждать не следует. Я сам прослежу за этим.

— Но тогда вы не будете в безопасности!

Он прижал ее руки к губам, целуя ее пальцы долгим теплым поцелуем.

— Я давно забочусь о себе сам. Но если что-нибудь случится с вами, я этого не вынесу. Обещайте, что вы будете держаться подальше от Сесилии и… ее друзей.

Розамунда кивнула, переплетая свои пальцы с его пальцами.

Он еще поцеловал ее, прежде чем позволил идти.

— Тогда до вечера, миледи.

— Да, до вечера, — промурлыкала она.


— Раз, два, три! Раз, два, три! И прыжок!

Под слова Розамунды Энтон попытался выполнить фигуру, но приземлился неправильно и, падая, потащил ее за собой. Она упала на пол, в клубок шелковых юбок, раскинув руки и ноги.

— Похоже, надо передохнуть, — хохотала она.

— Розамунда! Прошу прощения! — воскликнул он, помогая ей сесть. — Я сразу знал, что вы пожалеете, что согласились учить меня танцам.

— Пока не очень-то жалею, — ответила она, расправляя юбки. — Думаю, у вас уже получается лучше. Вольта — трудный танец.

— Вы очень великодушны, — улыбнулся он, садясь рядом с нею на пол. — Я только могу надеяться, мы не вызовем полный хаос, когда будем танцевать перед королевой, если, конечно, не покалечимся еще раньше.

— Что касается, покалечимся, полагаю, здесь мне много безопаснее, чем в апартаментах фрейлин, где обе Мэри прыгают, кричат и ссорятся.

Она откинулась назад, опираясь на ладони и рассматривая драпировку стен.

— Здесь, в комнате кузена лорда Лэнгли, замечательно. Тихо, спокойно и далеко от всех леди и других придворных, которые разошлись по картежным столам, а потом, напившись, пойдут по своим углам. Тут нет огня, но толстые гобелены и прекрасные ковры на полу не дадут замерзнуть, если упражняться в танце.

Ей хотелось, чтобы они оставались в этом укрытом месте всю ночь, а потом много-много дней. По крайней мере, пока шотландцы не уедут домой и, лорд Помфри перестанет врываться в спальню фрейлин.

— Уверен, в вашем доме не так шумно, — сказал Энтон. Он лежал на боку рядом с ней, опираясь на руку. Его волосы растрепались от прыжков и спадали непокорными завитушками на лоб. Прекрасный атласный камзол расстегнулся, и виднелась белая рубашка, немного влажная от пота. Огонь свечей играл на его красивом лице. Была удивительная интимность в том, чтобы лежать рядом с ним, чувствовать теплоту его тела и разговаривать.

Она чувствовала, что должна рассказать ему все.

— Да, в нашем фамильном замке очень спокойно. У меня нет ни братьев, ни сестер. Так что я сплю одна. Могу читать ночи напролет, и никто мне не помешает. Но там одиноко.

— У меня тоже нет братьев и сестер, — сказал он. — В нашем доме отец часто уезжал, и мы оставались с мамой одни. А кругом снег, лед.

— Тогда понятно, почему вы так прекрасно катаетесь. — Ей хотелось, чтобы он рассказывал больше и больше, все о своей жизни: о прошлом, о надеждах, о желаниях.

— Да, там больше нечего делать. — Он улыбнулся ей, но в улыбке был оттенок грусти, отзвуки воспоминаний и печали. — Вообще, это был не как настоящий дом.

— Потому вы и стараетесь, чтобы лучше станцевать перед королевой? Надеетесь склонить ее на вашу сторону в прошении о поместье?

— Что касается самого дела, сомневаюсь, что ловкость ног на танцевальном полу может помочь, — вздохнул он. — Но вот привлечь ее внимание ко всем возможным вариантам помочь может. Как вы думаете?