Её глаза странно сверкали в вечернем свете этим их особенным яростным огнём, который когда-то заставил доктора Дина назвать их глазами летучей мыши-вампира, и было также что-то таинственное и впечатляющее в её движении, когда она снова указала на возвышающуюся громаду, подпиравшую небеса; единственная звезда горела прямо над её вершиной. Неожиданно невольная дрожь пробрала Джервеса, будто ледяной холодок пробежал; он неловко поёрзал и заметил:

– Ну, в любом случае, гробница у него безопасная! Кем бы ни был Аракс, у него немного шансов попасть под эксгумацию, раз уж он покоится двумя этажами ниже под Великой Пирамидой в запечатанной каменной пещере! Принцесса, вы кажетесь вдохновлённой пророчицей! Столько разговоров о древних, заплесневелых эпохах навевает на меня жуть, и я, с вашего позволения, перекурил бы с доктором в саду, чтобы успокоить нервы. Одной новости о тридцати нетронутых кувшинах с драгоценностями, спрятанных вон там, внизу, уже довольно для того, чтобы лишить хладнокровия любого мужчину!

– Папирусы заинтересовали бы меня больше драгоценных камней, – сказал доктор Дин. – А вы что скажете, Дензил?

Дензил Мюррей вдруг очнулся от своей полнейшей отрешённости.

– О, мне ничего об этом не известно, – ответил он. – Меня никогда особенно не интересовали древности – они все представляются мне сплошными мифами. Я никогда не мог любить прошлое, настоящее или будущее одновременно, как это дано некоторым людям; мне они представляются вещами раздельными. Прошлое ушло, настоящее – в нашем распоряжении, чтобы радоваться или ненавидеть, а в будущее заглянуть не дано никому.

– Ах Дензил, вы так молоды, и размышления не слишком сильно утруждали ваш своенравный ум, – сказал доктор Дин с извиняющей улыбкой, – иначе вы бы увидели, что прошлое, настоящее и будущее – это единое и нераздельное целое. Прошлое – такая же часть вашего нынешнего «я», как и настоящее, и будущее тоже спит в вас зародышем. Тайна жизни одного человека содержит в себе все тайны, и если бы мы только могли постичь его начало, то мы бы обнаружили причину всех вещей и конечную цель всего творения.

– Что же, вот теперь у вас есть серьёзная тема для разговора, – беспечно проворковала принцесса Зиска, – так что давайте продолжим в гостиной. Одна из моих прислужниц будет петь для нас между делом, у неё очень приятный голос.

– Не она ли пела ту песню про лилии лотоса? – вдруг спросил Джервес.

Принцесса загадочно улыбнулась.

– Да, она.

Доктор Дин вытащил сигару из серебряной коробочки на столе, Джервес сделал то же самое.

– Вы не закурите, Дензил? – спросил он беспечно.

– Нет, спасибо! – Дензил отвечал торопливо и хриплым голосом. – Думаю, если принцесса позволит, то я останусь и поговорю с ней в гостиной, пока вы двое наслаждаетесь сигарами.

Принцесса одарила его очаровательным кивком головы в ответ. Джервес несколько грубо сгрёб доктора за руку и увёл его через распахнутое французское окно в сад, заметив на ходу:

– Вы же нас простите, принцесса? Мы оставляем вас в приятной компании!

Она улыбнулась.

– Конечно, я вас прощаю! Но не затягивайте!

И она перешла из гостиной в маленькую комнату, а Дензил по пятам следовал за ней.

Оказавшись снаружи, в саду, Джервес дал волю неистовому приступу смеха, настолько громкому и яростному, что доктор Дин резко остановился и уставился на него одновременно с тревогой и удивлением.

– Вы сходите с ума, Джервес? – спросил он.

– Да! – вскричал он. – Именно так – я схожу с ума – с ума от любви, или как вам там угодно будет это называть! Из чего, вы думаете, я сделан? Из плоти и крови или из чугуна? Боже! Неужели вы считаете, что пойди все земные элементы войной против меня, им удалось бы вырвать у меня эту женщину? Нет и нет! Тысячу раз нет! Услаждайте себя, мой великолепный доктор, своими плесневелыми записями о прошлом, болтайте, если вам угодно, о будущем, – но в настоящем, горящем, активном «сейчас» моя воля – закон! И глупец Дензил ещё думает мне помешать! Мне, которому никому не удавалось помешать, с тех пор как я познал смысл бытия!

Он замолчал в каком-то удушливом волнении, и доктор Дин крепко взял его за руку.

– Будет вам, к чему все эти речи? – сказал он. – Что вы такое говорите о Дензиле?

Джервес обрёл самообладание чудовищным усилием воли и выдавил улыбку.

– Он получил свой шанс – я дал его ему! Он наедине с принцессой, и сейчас он просит её стать его женой!

– Чушь! – резко ответил доктор. – Если он совершит подобную глупость, то напрасно потратит силы. Эта женщина – не человек!

– Не человек? – эхом отозвался Джервес, и в его глазах появилось внезапное удивление. – Что вы имеете в виду?

Маленький доктор нетерпеливо потёр свой нос и, казалось, пожалел о сказанном.

– Я имею в виду… так, что же я имею в виду? – задумчиво проговорил он наконец. – Ох, ну, это очень легко объяснить. Существует масса людей, подобных принцессе Зиска, к которым я бы применил определение «не человек». Она вся – одна сплошная красота без сердца. Опять-таки, если вы понимаете меня, она вся – одно сплошное желание без страсти, что в духе «зверей, которые погибают». Огромное большинство мужчин таковы, да и некоторые женщины, хотя женщин сравнительно меньше. Теперь, раз уж мы говорим о принцессе Зиска, – продолжил доктор, пристально глядя на Джервеса, – я честно признаюсь вам, что нахожу в ней материал для очень любопытного и сложного исследования. Вот почему я и приехал сюда. Я сказал, что она вся – одно сплошное желание без страсти. Это само по себе бесчеловечно, но что меня занимает теперь, так это познание и анализ природы той исключительной жажды, что движет ею, направляет её – поддерживает в ней жизнь, короче говоря. Это не любовь – я уверен в этом, и это не ненависть, хотя вероятнее всё-таки ненависть, чем любовь. Что-то неопределённое, что-то почти оккультное, некая глубокая и поразительная загадка. Вы смотрите на меня, как на безумного, да! Я знаю! Но безумный или здравомыслящий я настойчиво повторяю, что принцесса – не человек, и под этим определением я понимаю то, что хоть она и имеет внешнюю оболочку самой прекрасной и соблазнительной женщины, но душа её – как у исчадия ада. Теперь вы меня поняли?

– Это бы даже у самого Эдипа отняло всю его жизнь, – сказал Джервес, выдавливая смешок без капли веселья в нём, поскольку он испытывал смутное неприятное предчувствие – холодок, сковывающий его рассудок. – Раз вам известно, что я не верю в душу, то к чему подобные разговоры со мной? Душа исчадия ада, душа ангела – что это? Для меня просто пустые звуки, ничего не значащие. Думаю, что соглашусь с вами по паре пунктов насчёт принцессы; например, я не смотрю на неё, как на одну из тех нежных воплощений целомудрия и женственности, перед кем мы, мужчины, инстинктивно склоняем головы, но которых в то же время мы обычно избегаем, стыдясь собственных пороков. Нет, она определённо не является

«Девой-розой, обречённой на гибель,

Поскольку вскарабкалась она так высоко в небеса,

Что даже самый отважный из людей

Не достанет её с такой высоты совершенства».

А что на самом деле лучше – одинокая «дева-роза» или принцесса Зиска, – кто может сказать? И человек или не человек, кем бы она ни была, вы можете быть уверенным, что Дензил Мюррей прямо сейчас вовсю старается, чтобы убедить её в будущем стать высокогорной домохозяйкой. Боже, какой странной участью это оказалось бы для прекрасной египтянки!

– О, так вы считаете её египтянкой? – спросил доктор с долей живого любопытства.

– Конечно! У неё египетский тип телосложения и лица. Вспомните хотя бы сходство с танцовщицей Зиска-Чаровницей на античной фреске!

– Ай, но если вы подтверждаете одно сходство, то также должны признать и другое, – быстро проговорил доктор Дин. – Сходство между вами и древним воином Араксом не менее примечательно! – Джервес неловко переступил и неожиданная бледность залила его лицо, придав ему болезненный и измождённый вид в свете восходившей луны. – И это довольно удивительно, – продолжал невозмутимый савант, – что, согласно легенде или истории, – как вам угодно это называть, поскольку порой легенды становятся историей и наоборот, – Аракс должен был быть любовником прекрасной Зиска-Чаровницы и что вы, живущий ныне портрет Аракса, должны были внезапно влюбиться в также живущий ныне портрет мёртвой женщины! Вам следует признать, что для простого стороннего наблюдателя вроде меня это выглядит любопытным совпадением!

Джервес молча курил, нахмурив брови.

– Да, выглядит это любопытно, – ответил он наконец, – но огромное большинство любопытных совпадений случаются в нашем мире – их так много, что мы в наше время спешки и суеты не успеваем заметить их проявления. Быть может, из всех странных вещей в жизни внезапная симпатия и головокружительная страсть, возникающая между мужчиной и женщиной, являются самыми странными. Я смотрю на вас, доктор, как на очень умного парня с крошечными причудами в голове или, скажем так, с пунктиком на тему духовных вопросов; однако в одну из ваших более-менее фантастических и экстравагантных теорий я склонен отчасти поверить – и это ваша идея о том, что некоторые личности, мужские и женские, уже когда-то встречались в прошлой жизни и даже в других телах, например, в образе птиц, цветов, лесных животных или даже простого дуновения бесплотного воздуха или огня. Эта мысль, признаюсь, меня очаровала. Она также представляется довольно разумной, поскольку, раз уж многие учёные доказывают, что невозможно разрушить материю, а можно только видоизменить её, то в таком предположении действительно нет ничего фантастического.

Он замолчал, затем медленно договорил, выбросив окурок сигары прочь:

– Я ощутил силу этой вашей странной фантазии гораздо сильнее, с тех пор как встретил принцессу Зиска.

– Правда! Так значит то впечатление, что вы с ней уже встречались когда-то, всё ещё довлеет над вами?