Мария Корелли - Зиска. Загадка злобной души

– Есть честь! – медленно проговорила принцесса. – Кодекс, который даже дикари уважают.

Он молчал. Секунду он будто колебался, но его нерешительность вскоре улетучилась. Лицо покраснело и затем сразу же побледнело, когда он сжал руки более настойчиво вокруг прекрасной женщины, которая только тогда, казалось, добровольно уступила его объятиям, он склонился к ней и прошептал несколько слов в маленькое ушко, белое и нежное как ракушка, которая была наполовину сокрыта богатым узлом её роскошных волос. Она расслышала и улыбнулась, и глаза её вспыхнули страшной яростью, которой он не заметил, иначе она бы его испугала.

– Я дам вам ответ завтра, – сказала она, – потерпите до этого времени.

И, сказав это, она ощутила себя свободной от его объятий и слегка отстранилась, глядя на него пристально и с вопросительной усмешкой.

– Не взывайте к моему терпению! – воскликнул он со смехом. – Я никогда не обладал этой добродетелью и определённо не способен начать воспитывать её прямо сейчас!

– У вас вообще есть добродетели? – спросила она игривым тоном с долей насмешки.

Он пожал плечами.

– Я не знаю, что вы считаете добродетелью, – ответил он беспечно. – Если это честность, то у меня она есть. Я не пытаюсь претворяться тем, кем я не являюсь. Я бы не присвоил себе чужую картину, например. Но я не могу разыгрывать из себя моралиста. Я скорее всего не смог бы полюбить женщину без желания заполучить её всю для себя одного, и я не имею ни малейшей веры в ханжеский вздор человека, который изображает только платоническую влюблённость. Но я не кривляюсь и не вру. Я такой, как есть.…

– Мужчина! – сказала Зиска, и мрачный мстительный блеск осветил её чудные глаза. – Мужчина! Корень всего, что называет злом, и потенциал всего, что называется добром! Но корень силён и он работает, а потенциал – это мечта, которая рассеивается во время грёз!

– Вы правы, моя прелесть! – ответил он легкомысленно. – Доброта – как мир понимает её – никогда не достигает ничего стоящего. Даже Христос, который выступает символом доброты вот уже восемнадцать столетий, не был лишён греха честолюбия: Он хотел воцариться в Иудее.

– Вы видите Его в таком свете? – спросила Зиска. – Всего лишь человеком?

– Конечно! Идея вочеловечившегося Бога уже давно дискредитирована всеми разумными мыслителями.

– А как насчёт воплощённого дьявола? – настаивала Зиска, взволнованно дыша.

– Такая же нелепость, как и всё прочее! – ответил он почти весело. – Нет ни богов, ни дьяволов, моя прелесть! Мир управляется нами самими, и это обязывает нас делать это как можно лучше. Как вы дадите мне ответ завтра? Когда я вас увижу? Отвечайте тихо и кратко – доктор Дин идёт сюда из сада: когда и где?

– Я за вами пришлю.

– В котором часу?

– Луна восходит в десять. И в десять моё сообщение дойдёт до вас.

– Посыльный надёжен, я надеюсь? Умеет держать язык за зубами?

– Как могила! – сказала она, глядя ему прямо в глаза. – Так же надёжен, как Великая Пирамида или тайная гробница Аракса!

И с улыбкой она повернулась поприветствовать доктора Дина, который как раз вошёл в гостиную.

– Дензил отправился спать, – провозгласил он. – Он просил извинить его, принцесса. Думаю, мальчику нездоровится. Египет ему не на пользу.

– Мне жаль, что он болен, – сказала принцесса очаровательным тоном.

– О, он не совсем болен, – отвечал доктор Дин, глядя прямо в её прекрасное лицо. – Он просто перенервничал и устал. Я за него немного волнуюсь. Думаю, ему лучше вернуться назад, в Шотландию

– Я тоже так считаю, – согласился Джервес. – И мадемуазель Хелен тоже.

– Мадемуазель Хелен вы считаете очень красивой? – промурлыкала принцесса, распуская веер и лениво обмахиваясь им.

– Нет, не красивой, – ответил доктор быстро. – Но весьма милой, нежной, привлекательной и доброй.

– Ах, в таком случае, конечно же, кто-нибудь разобьёт ей сердце! – сказала принцесса спокойно. – Это всегда случается с добрыми женщинами.

И она улыбнулась, когда заметила, как вспыхнул Джервес от злости и стыда. Маленький доктор яростно почесал нос.

– Не всегда, принцесса, – сказал он. – Порой так бывает, фактически, почти всегда. Это горькая правда, что добродетель редко побеждает в нашем мире. Добродетельность женщины сегодня…

– Означает ни любовников, ни веселья! – весело закончил Джервес. – И вероятность чинного брака со священником или банковским клерком с последующим приятным итогом – появлением семьи маленьких священников или маленьких банковских клерков. Не слишком-то головокружительная перспектива!

Доктор мрачно улыбнулся, затем, после секундного колебания, разразился смехом.

– У вас странное видение вещей, – сказал он. – Но я боюсь, что вы можете оказаться правы. Немало и таких женщин, которые приносят себя в жертву на алтарь благодетели, а не порока. Это безумный мир, как сказал Шекспир. Надеюсь, что в следующей жизни такие женщины, по меньшей мере, окажутся святыми.

– Что ж, если вы верите в Рай, то по крайней мере Евангелие подтвердит вам, что «в воскресении ни женятся, ни выходят замуж», – рассмеялся Джервес. – И если бы мы пожелали следовать тексту буквально в нашем нынешнем состоянии и стать «как Ангелы Божии на небесах», то должны были бы немедленно упразднить брак.

– Великолепно! Великолепно! – воскликнул доктор, не переставая улыбаться, несмотря на несогласие. – Ваша южная французская кровь наполовину варварская – в вас нет ни религиозности, ни морали.

– Большое спасибо! – ответил Джервес, затем повернулся к принцессе Зиска, низко и учтиво склонился над протянутой ему ручкой. – Доброй ночи, принцесса! – И добавил шёпотом: – Завтра я буду ждать вашего послания.

– Оно придёт без опозданий, не бойтесь! – ответила она таким же ровным голосом. – Надеюсь, вы будете готовы.

Он одарил её долгим, томным, страстным взглядом, потом, ещё раз простившись теперь уже с доктором Дином, он вышел из комнаты. Доктор помедлил одну минуту, изучая лицо и позу принцессы с любопытством, в то время как она в свою очередь встретила его взгляд высокомерно и с неким презрением во всём виде.

– Что же, – проговорил учёный наконец, – теперь он ваш, и что же вы собираетесь с ним делать?

Она холодно улыбнулась, но ничего не ответила.

– Не нужно сверкать на меня вашими прекрасными глазами с такой откровенной неприязнью, – просто сказал доктор. – Вы же видите, что я вас знаю и я вас не боюсь. Я только предупреждаю вас, что не нужно убивать бедного мальчика Дензила.

– Он для меня пустое место! – сказала она с презрительным жестом.

– Знаю, но вот вы для него много значите. Он не видит вашей натуры, как вижу я. Я должен вырвать его из-под влияния ваших чар…

– Не утруждайте себя, – прервала она его, и тёмная печаль омрачила её лик, – завтра я исчезну.

– Исчезнете навсегда? – спокойно поинтересовался доктор без всякого удивления. – И больше не вернётесь?

– Не в этом поколении! – был ответ.

И снова доктор Дин не выказал удивления.

– Так значит, вы удовлетворены? – спросил он.

Она склонила голову.

– Покамест – да! Я своё получу.

Последовало молчание, во время которого маленький доктор смотрел на свою прекрасную собеседницу с задумчивым интересом учёного, занятого работой над неким интригующим и увлекательным делом.

– Полагаю, мне не следует спрашивать, каким образом вы планируете обрести желаемое?

– Вы можете спросить, но ответа не услышите! – парировала она с мрачной улыбкой.

– Ваши намерения не знают жалости?

Продолжая улыбаться, она не произнесла ни слова.

– Жалость вам неведома?

Она молчала.

– И, что хуже всего, вы не принимаете раскаяния! Вы из тех, кто вечно будет кричать: «Зло, я поклоняюсь тебе!» Так что для вас Христос умер напрасно!

Слабая дрожь пробежала по её телу, но она всё молчала.

– Так что вы и подобные вам существа будут гнуть свою линию до конца дней, – задумчиво заключил доктор. – И если бы даже все когда-либо жившие философы объявили о вашем существовании, то их сочли бы сумасшедшими! Что ж, принцесса, я рад, что до сих пор наши пути никоим образом не пересекались и я не давал вам повода становится моим врагом. Мы расстанемся друзьями, я надеюсь? Доброй ночи! Прощайте!

Она протянула руку. Он замешкался, прежде чем её взять.

– Вы боитесь? – спросила она ледяным тоном. – Вам это не повредит!

– Я ничего не боюсь, – сказал он, сразу же пожимая её руку, – кроме угрызений совести.

– Об этом вам нечего беспокоиться! – и принцесса посмотрела на него прямо и пристально. – В вашей жизни нет ни тёмных уголков, ни боковых дорожек, ни обманных ловушек; вы прошагали прямой и открытый путь. Вы добрый человек и мудрый. Но хоть вы, обладая духовными знаниями, и распознали мою природу, прислушайтесь к моему совету и никому не говорите об этом. Мир никогда не поверит правде, даже если вы расскажете, потому что время ещё не настало для мужчин и женщин уверовать в существование мстителей за их злодеяния. Они намеренно скрываются во тьме, а иначе свет убил бы их!

И, глядя на него чёрными глазами, горящими внутренним огнём, который всегда тлеет в их головокружительных глубинах, она простилась с ним серьёзно и изящно, до последнего не спуская с него взора, когда он медленно удалялся.

Следующий день разразился ярким, палящим зноем над обширной пустыней, и небо в своей безоблачной горящей синеве ещё более чем обычно казалось бесконечным и устрашающе необъятным. Только Сфинкс и Пирамиды дарили тень и вещественность головокружительно прозрачному воздуху; весь остальной видимый ландшафт выглядел нереальным, простирающимся вдаль океаном горящих песков, выжженных палящим солнцем. Доктор Максвелл Дин встал рано и спустился к завтраку в несколько удручённом состоянии рассудка; он плохо спал, и сны его были дурными, хотя и не кошмарными, и он ощутил явное облегчение, хоть и не мог сказать почему, когда увидел молодого друга Дензила Мюррея, сидящим за столом и с явным наслаждением вкушавшим превосходную пищу.