И это все?

Мама покачала головой:

— Поэтому я и не хотела отпускать тебя на охоту. Знаю-знаю, — подняла она руки, когда Эви открыла рот, чтобы возразить. — Но я должна была сказать это.

— Обстоятельства были не вполне обычными. Это могло случиться и на пешей прогулке.

В самом деле, как часто в тебя стреляют? Вряд ли охота стала причиной ее увечий.

Но тут ее посетила неожиданная мысль. Эви поспешно села, игнорируя приступ боли, обжегшей горячими угольями.

— Бенедикт! Он в безопасности?

Пелена тумана стала окутывать ее снова. Желудок горел от ужаса при воспоминании о пепельно-сером лице и серьезных, сожалеющих глазах.

Что он сделал?

— Ляг, Эви, — немедленно приструнила мать. — Ради Бога, неужели доктор зря столько трудился?

Эви легла, но продолжала настаивать:

— Бенедикт, мама? Что случилось после того, как я… э… снова потеряла сознание?

Мать поджала губы:

— Пожалуй, позову я Ричарда. Он хочет узнать, что с тобой, и лучше представляет, как ответить на твои вопросы. — Прежде чем уйти, она поцеловала Эви в лоб, сжала здоровую руку и прошептала: — Боже, как ты нас всех перепугала. Пожалуйста, не перенапрягайся!

С этими словами она грациозно поднялась с постели и направилась к порогу.

Как только за ней закрылась дверь, Эви заволновалась. Вернулся ли Бенедикт? Нашел ли он человека, который в них стрелял? Во что он их втянул? Что сделал, чтобы вызвать такую яростную реакцию?

Она ничего не понимала.

Кто-то действительно в них стрелял.

Эви неверяще покачала головой. Она в жизни не предполагала, что охота закончится таким образом.

Наконец она со вздохом решила оглядеть свои раны и откинула одеяла правой рукой. Теперь ей стало гораздо прохладнее. Непонятно, почему в комнате больного или раненого всегда разжигают камин? Можно подумать, что чем больше потеешь, тем скорее пройдет боль в. вывихнутом плече.

Сначала она оглядела фиолетовые синяки, украшавшие руку. Зрелище было воистину ужасным. И, судя по тому, как болело все, что могло болеть, ее тело в таком же состоянии, если не хуже. Она скосила глаза, пытаясь рассмотреть больное плечо, но ничего не увидела, разве только что пращевидная повязка не давала руке опуститься.

Что же, прекрасный аксессуар для бального платья.

В дверь постучали, и не успела она ответить, как в комнату ворвался брат.

— О Господи, Эви, как ты себя чувствуешь?

Он нерешительно присел на край кровати и коснулся ее руки так, словно боялся причинить боль.

— Все хорошо, Ричард, честное слово.

«Пока я не двигаюсь», — мысленно добавила она.

— Пожалуйста, скажи, что случилось? Бенедикт поймал злодея? И кстати, о Бенедикте… — Прищурившись, она яростно прошипела: — Или если я скажу «Хастингс», ты объяснишь, что происходит, во имя Господа Бога?

Ричард поморщился от неожиданной грубости.

— Откуда ты узнала? Не важно… не имеет значения. Эви, — начал он, но остановился и, громко выдохнув, закрыл глаза ладонями, прежде чем снова встретить ее взгляд.

— Я не совсем понимаю, что происходит. Бенедикт не вернулся.

Она взволнованно дернулась, но он поднял руку:

— Уверен, что он сможет позаботиться о себе, так что не тревожься о нем. Мне доложат, как только увидят его лошадь. Нам нужно многое… обсудить.

Эви показалось, что ее с размаху ударили в живот. Если он вернется? Но он обещал вернуться. Не может же он просто так покинуть ее…

Но почему? Что она знает об этом человеке? Если на то пошло, он мог оказаться проклятым пиратом!

Брат и сестра молчали. Ричард, похоже, беспокоился все сильнее.

— Господь мне свидетель, я в жизни не предполагал, что помощь старому другу может повредить кому-то из моей семьи! Я даже не знаю, что происходит! Он только сказал, что человек, которого знал во Франции, решил ему отомстить.

— Франция?

Голос Эви показался пронзительным даже ей самой.

— Когда он вообще был во Франции?

Сердце ее упало. В желудке появилось противное тошнотворное ощущение. Она доверилась Бенедикту. Между ними было… почти все. Неужели она в нем ошиблась?!

Лицо Ричарда залила тусклая краска.

— Он много лет жил в Европе. И очевидно, только что вернулся. Сказал, что хочет убраться подальше от большого города и пожить немного в покое и тишине. Никогда не прощу себе то, что позволил ему приехать в Хартфорд-Холл!

Она прерывисто вздохнула, пытаясь осознать только что услышанное. Он жил в Европе. Во имя Господа, у него были враги. Чего еще она не знает о нем?

Ричард подался вперед и сжал ее здоровую руку.

— Не знаю, что произошло. Не знаю, как его нашли или почему вообще потрудились его искать. Черт, я даже не знаю, кто эти «они»! С той минуты, когда я нашел вас, у меня в голове вертится только все это, и кусочки головоломки никак не складываются!

Он вскочил и стал беспокойно вышагивать по комнате. Эви ужасно хотелось отбросить одеяло и бродить вместе с ним.

А ведь после многолетней переписки она думала, что так хорошо знает Хастингса! Согласилась с его причинами скрывать настоящее имя и поверила, когда он сказал, что это для ее же защиты. Но что, если он хотел защитить себя? Что, если все время скрывался от неких злоумышленников?

Она решила, что влюбляется в мужчину своей мечты, но он существовал только в ее воображении. Эви прижала ладонь к глазам. Да, она поверила. Поверила его лжи. Каждому слову, исходившему из уст этого мошенника.

Почему? Почему он так поступил с ней после того, что было между ними?

Выступившие на глазах слезы удивили ее. Эви никогда не была плаксой.

Она сердито смахнула их и попыталась глубоко вдохнуть. Какой же дурочкой она была! Как глупо было думать, что Хастингс питает к ней какие-то чувства, когда он с самого начала нагло врал.

Какой же глупой она ему казалась!

— Уходи, Ричард. Я хочу побыть одна, если не возражаешь.

Она снова смахнула слезы.

— Эви… — начал Ричард.

— Нет! Ричард, сейчас мне не хочется видеть твое лицо.

Он выглядел таким убитым, что она добавила:

— Возможно, позже, но сейчас я хочу, чтобы ты ушел.

Правда, она не рассказывала ему о предательстве Хастингса, так что Ричард не знал, как глубоко ранил ее, когда привез этого человека в их дом.

— Если ты этого хочешь…

Он осекся, дав ей возможность запротестовать, но когда Эви промолчала, продолжая смотреть на него с обидой и гневом, медленно поднялся и побрел к двери. Оглянулся и грустно пробормотал:

— И еще одно: папа предположил, что в тебя стрелял браконьер. Пожалуйста, не разубеждай его. Им всем будет легче, если все окажется так просто. И… честно говоря, я не вынесу, если они узнают правду.

Эви ответила мятежным взглядом, но все же резко кивнула. Ричард в знак благодарности наклонил голову и удалился, закрыв за собой дверь.

Эви уронила на подушку внезапно отяжелевшую голову.

Жаль, что она не рассказала отцу о Хастингсе в тот же момент, как узнала правду. Если бы только она ворвалась в столовую, ткнула в него пальцем и объявила самозванцем, по крайней мере его ждало бы достойное наказание!

Эви прижала ладони к глазам. Она больше не будет плакать по нему. Он того не стоит. Да и какой смысл? Он уже причинил зло ее семье, и она больше не хочет его видеть. Не хочет никогда слышать его имя или все другие, которыми он решит назваться.

Что касается ее, он может убираться прочь и никогда не возвращаться.

Если бы только она могла убедить в этом свое чертово сердце…


Бенедикт, его пленник и один из конюхов Гренвилла молча ехали по направлению к поместью. Второй конюх поскакал вперед, чтобы сообщить о поимке преступника. Когда они приблизились к конюшне, старший конюх Данли вышел их встречать. Лицо его было серьезным и осунувшимся.

Бенедикт быстро спешился и отдал ему поводья.

— Пожалуйста, немедленно пошлите за лордом Рейли. Мне нужно как можно скорее поговорить с ним.

Данли коротко кивнул:

— Я сообщил о вашем возвращении в тот момент, как увидел Брута.

Он нерешительно глянул на человека, лежавшего поперек седла незнакомой лошади.

— Я позабочусь о нашем госте, Данли. Спасибо за то, что приглядите за Брутом.

Бенедикт подождал ухода Данли, прежде чем отвязать Барни и швырнуть его на землю. Барни застонал и заворочался.

В доме хлопнула дверь. Подняв глаза, Бенедикт увидел широко шагавшего, так и не переодевшегося после охоты, взбешенного Ричарда. Красная куртка куда-то исчезла, воротник испорченной рубашки был распахнут, рукава закатаны. Судя по взъерошенным волосам, он то и дело запускал в них руки, как всегда, когда бывал расстроен или встревожен.

Хотя гнев друга был ожидаем и вполне заслужен, нервы Бенедикта оказались настолько натянуты, что он бессознательно отступил.

— Ричард, пожалуйста, скажи, как там Эви…

Он не успел договорить. Ричард ринулся вперед и ударил Бенедикта в челюсть. Тот отлетел назад и приземлился на гравий. Барни повалился сверху и едва не вышиб из него дух. И снова застонал, вероятно, от боли.

Ричард стоял над Бенедиктом, сжимая и разжимая кулаки. Грудь его вздымалась.

— Как ты посмел вернуться в этот дом? Как посмел спросить о моей сестре, словно не по твоей вине она едва не погибла! Оставь этого спятившего ублюдка и проваливай!

Бенедикт сидел в потрясенном молчании, потрясенный взрывом друга. За все годы их знакомства Ричард ни разу не ударил человека, если не считать боксерского ринга.

Настороженно глядя на Ричарда, он столкнул с колен Барни и встал.

— Ричард, я…

Но Ричард ничего не желал слышать.