Сейчас меня не кому было упрекнуть, как и прочесть многоминутную нотацию о вреде долгого купания.


Как это бывало обычно, без присутствия дома властной родственницы даже дышалось легче. Раньше я воспринимала установленный ею тоталитарный режим как что-то собой разумеющееся, обыденное и весьма привычное. Не бунтовала, не сопротивлялась. Да, пыталась обойти и часто хитрила, но мне и в голову не приходило, что моя родная бабушка может быть в чем-то не права.


В конце концов, она старше меня, умнее и опытнее. Она прожила долгую жизнь и добилась очень многого. Как мне казалось, ей виднее.


Однако… На практике оказалось, что не все так просто. И что ее мнение — не единственно верное. Я привыкла судить людей так, как судила она. Да я и не знала о людях ничего, в общем-то.


Но кто бы мог подумать, что на самом деле жизнь намного сложнее, чем мне казалось на первый взгляд. И первое мнение об увиденном далеко не всегда будет правильным. Знаю, подобные размышления и переосмысление ценностей больше характерного для подростка, нежели для девушки, вскоре собирающейся связать себя узами брака, пускай и договорного.


И, на фоне последних событий, предстоящее замужество стало волновать меня еще больше. Если бабушка, как оказалось, и раньше ошибалась в людях… То не прогадает ли она с выбором жениха?


Нет, я не сомневалась, что она не только подберет для себя лучших партнеров по бизнесу, но и выберет для единственной внучки блестящую партию. Да, будущий муж любить меня не обязан, я не питаю напрасных иллюзий. Но и на взаимное уважение вполне рассчитываю.


В конце концов, бабушка обо мне заботится. По-своему, но заботится.


Она меня вырастила, одевала, обувала, кормила, забрав у непутевой матери. И договорной брак — самое малое из того, чем я могу ей отплатить.


И все же… некоторые из собственных принципов, привычек и взглядов на жизнь мне придется как следует пересмотреть.

Вздохнув, из ванной я все-таки выбралась. Вытерлась, натянула нелюбимую шелковую ночную сорочку, высушила волосы, привычно взглянула в зеркало, выискивая недостатки…


И усмехнулась, понимая, что из всего вышеперечисленного делать ничего не нужно. Жизнь и так все расставила по своим местам, послав мне за какие-то то ли грехи, то ли заслуги, весьма странную пару, умудрившуюся перевернуть мой привычный уклад с ног на голову.


Благодаря ехидной, невыносимой, совершенно несносной и невозможной, на первый взгляд, Ане Сонцевой, я стала многое понимать. Да и, признаваясь честно, благодаря Аверину тоже.


Даже… странно как-то.


В огромной спальне, разделенной на рабочую зону и зону отдыха чисто номинально, как всегда царил приятный полумрак. Мягкий, теплый желтый свет, освещающий пространство в противоположном конце комнаты, рассеивал нелюбимую мною темноту, но из-за своего месторасположения, не бил в глаза, не мешая спать. Источник этого света, изящная, и в то же время простая настольная лампа, стояла на письменном столе возле окна.


Кровать уже была расстелена горничными, будильник на утро заведен, одежда приготовлена и сумка собрана — ничего не мешало мне лечь спать прямо сейчас. И все же я медлила.


Лекция о фобиях не давала мне покоя. И тогда я, выиграв недолгую борьбу с самой собой, осмелилась на небольшой эксперимент.


В конце концов, если Аня смогла побороть свои страхи, и войти туда, где чуть не погибла, должна же я хоть попробовать перебороть собственные! Я не утверждаю, что так сразу получится их преодолеть: я не настолько сильная личность, как рыжая оторва. Но попытаться-то хотя бы стоит, верно?


Собрать воедино всю решимость, вдохновившись более чем наглядным примером чужой смелости, подойти и выключить настольную лампу было несложно. Гораздо, гораздо сложнее оказалось не запаниковать в первые секунды, когда на глаза легла черная, непроницаемая пелена, фактически ослепив меня полностью. И совсем тяжело стало взять себя в руки, развернуться, и дойти до кровати, очертания которой смутно угадывались в темноте. Но я смогла.


И все равно, руки заметно дрогнули, а ноги невольно ускорили шаг и почти перешли на бег в каких-то паре метров от заветной цели. Как в детстве, повсюду чудились злобные монстры, собирающиеся вот-вот ухватить меня за босые пятки, и казалось, что все пройдет, стоит только забраться под одеяло. Там они меня не достанут, нет…


И действительно, стоило только вскочить на кровать, прижаться к спинке, натянув одеяло по самый нос, дышать стало заметно легче. Паника немного отступила, пальцы перестали дрожать, а позвоночник уже не щекотал липкий холодок страха.


Я думала, что справилась. Думала, что всё получилось. Но… так было в первые две минуты, каждая из которых тянулась дольше предыдущей.


Чем дольше я всматривалась в комнату, тем страшнее становилось. Глаза, привыкшие к темноте, играли со мной злую шутку, заставляя видеть того, чего нет. Уродливые, кривые тени, словно тянущие ко мне свои костлявые руки. Очертания простых и знакомых предметов теперь походили на силуэты странных существ, а из самых темных углов, казалось, за мной наблюдают десятки свидетелей, пробравшихся ко мне с самыми недобрыми намерениями…


Дыхание стало тяжелым, хриплым. Кусок ткани, казавшийся мне столь надежным, уже не спасал. Ступни словно покрылись коркой льда, ночная сорочка неприятно прилипла к спине, руки похолодели, а ногти впились в ладони — пальцы свело болезненной судорогой. Сердце колотилось, как бешенное, гулким, рваным эхом отдаваясь в ушах, по вискам градом стекал пот. Заставить себя закрыть глаза, крепко зажмуриться и заткнуть уши я просто не смогла.


А тем временем тени вокруг меня начали медленно двигаться. Откуда-то послышался шорох и кажется, даже смех, показавшийся мне мужским. Отвратительным. Пьяным…


Резкий, противный и слишком громкий скрип ветки по оконному стеклу реальной болью ударил по натянутым до предела нервам. Сдавленно вскрикнув, я дернулась назад в напрасной попытки оказаться как можно дальше от этого жуткого места. Затылок и лопатки стукнулись о твердое дерево, в глазах вспыхнули искры, а следующий рывок в сторону походил скорее на инстинктивный бросок ударившейся в панику жертвы, чем на осознанное решение человека.

Один щелчок, и над изголовьем вспыхнули одинаковые, небольшие изящные бра. И все равно, обернулась я судорожно, до хруста сжимая кулаки, по-прежнему прижимая скомканный край одеяла к груди.


Но…


Спальня осталась прежней. Просторной, в светлых тонах, в чем-то даже уютной, знакомой и родной. И никаких монстров в ней не было и в помине, все привычные предметы снова приобрели свой обычный вид. Ни искаженных силуэтов, ни удлиняющихся теней, ни крючковатых, тянущихся ко мне пальцев. Ни шорохов, ни смеха. Ни-че-го.


Тщетно пытаясь унять судорожно колотившееся сердце, тяжело дыша, я притянула колени к груди. С силой обхватив голову дрожащими ладонями, закрыла глаза, закусив нижнюю губу, чувствуя пробирающееся в душу отчаянье.


Говорят, все человеческие фобии берут свое начало из детства. Отчетливо осознавая причину собственного страха, я никогда не отрицала это утверждение. Но и понимала все больше и больше с каждым годом, что от боязни темноты мне, похоже, не удастся избавиться никогда…


Ложиться спать больше не имело никакого смысла. Я банально не усну, руки еще долго будут мелко трястись, да и заледеневшие ступни так сразу не согреются, и это уже не говоря о моем остальном внутреннем состоянии.


Потерев виски, пытаясь избавиться от противного, тошнотворного послевкусия, оставленного моим личным кошмаром, откинув одеяло, поднялась с кровати. И вышла в коридор, завязывая на ходу поясок шелкового халата, накинутого уже возле двери.


В нашем доме никогда не гасили свет. Только сейчас, идя по длинному коридору, аккуратно ступая босыми пятками по светлому паркету, я поняла это. Одна-две настенных лампы всегда горели на каждом этаже, в каждом закутке, мягко освещая огромное пространство, создавая приятный, но совсем не страшный полумрак. Раньше я не замечала подобные мелочи, воспринимая их как должное. Но…


Бабушка не обращала никакого внимания на мою фобию, считала ее чем-то вроде каприза, а потому никак с ней не боролась, не заставляла обратиться к специалистам, хотя я просила ни единожды. И только прислуга, к которой я всегда относилась с пренебрежением, тактично оставляла свет включенным…


На кухню я заходила редко. Ночные перекусы не значились в списках моих привычек, и все же, на кухне я бывала ни раз. Готовить я умела и очень любила, жаль только, что кулинарничать почти не доводилось.


— Кристина Михайловна! — испуганно-укоризненный возглас кухарки застал меня врасплох. Впрочем, как и ее мое внезапное появление в ее владениях. — Что вы здесь делаете?!


Тяжелый вздох удалось подавить с трудом. Я подозревала, что я и кухня — это странное явление для нашего особняка… Но не настолько же! Поневоле стал возникать вопрос, а что окружающие вообще обо мне знают? Выходило, что почти ничего…


— Я всего лишь хочу выпить чаю, — доставая чашку из шкафчика, тихо ответила, кивнув в сторону закипающего чайника. — Надеюсь, можно?


— А… — кухарка, Лариса Витальевна, женщина среднего возраста, довольно приятная на вид, профессионал своего дела, заметно растерялась. И так и застыла посреди кухни, неловко комкая чистый фартук в руках. — Да, конечно…


— Вот и чудесно, — саркастично отозвалась, отворачиваясь от нее, едва не грохнув дверцей со злости. Грубить не хотелось, но кому будет приятно, когда на тебя смотрят, как на приведение?!