Постепенно выяснилось, что билеты в Питер (я решила связать свою жизнь с Павловкой, раз уж на то пошло) отец взял на следующие выходные. Неделю я могла прощаться с академией. Я сидела подавленная, не зная, куда бросаться.

Главный корпус. Желтый, приветливый, новый. Турникеты, странные гардеробщицы со своими правилами, ларьки и буфеты. Большой холл, лекционки, актовый, кафедры. На четвертом этаже расположился Разумов, летающий по коридорам со скоростью супермена. На пятый этаж мне уже не попасть — до физиологии в этом вузе я не добралась, как и до фармы.

Два корпуса, которые встречают тебя после тряски в маршрутке. Один с подвалом, столовой и конференц-залом, там проходит биология. Начева с червями, спокойная латынь. А вот и мой морф корпус, любимый. Особенно кафедра на втором этаже, небольшая, с вечным отдаленным запахом формалина, студентами в наглухо застегнутых халатах и шапках. Кастрюли с органами по углам, с мозгами — в кабинете Миши. Я решила, что в субботу не поеду сюда, слишком больно будет остаться на анату, а потом на препаровку. Я не выдержу. Закончу академию физикой в пятницу. Как раз попрощаюсь с кураторшей. Бойкая тетка, классная, не стесняется выражать свои чувства, я бы, наверное, так не смогла. Мне будет не хватать ее непосредственности.

Во вторник я сидела на анатомии почти в слезах, старалась улыбаться, и еще более жадно разглядывала Мишу. Худенький, астеничный, со сведенными плечами, в белом халате и шапке стояком. Морщинки у глаз напоминают мне зрительную лучистость в мозге, губы, изгибающиеся в усмешке, и, конечно же, его потрясающей красоты и живости глаза. В них он весь. Голос сводил меня с ума. Я сжала руку в кулак, и облизнула губы. Вот и все. Беллка написала смску.

«Твой отец рассказал мне о твоем отъезде. Тебе надоела академия?»

«Да. Дыра».

«А как же Золотко?» — Я чуть не застонала. Она не понимает, что еще секунда, и я с криками брошусь ему на шею и зацелую.

«Окислилось».

«По-моему, ты не по своей воле едешь».

«С чего ты взяла?»

«А чего такая, словно тебя скоро на эшафот поведут? Он это устроил, я уверена».

«Гениально!»

«Я ушла от него, он козел», — Я бросила на подругу удивленный взгляд. Неужели? Жаль мать не наставила ему рога.

«Я вообще не понимаю, как ты могла с ним встречаться! Это же фу фу фу!»

«Фу фу фу — это секс с Золотухиным!»

«Это — да да да!»

Белла сделала вид, что ее стошнило в лоток с мозгами.

— Белла Викторовна, что такое? Не нравится? А вот идите и покажите нам проекционный центр зрения!

Она фыркнула и вышла. Ответила на «три» с трудом. И то, потому что слушала, что я показывала перед парой. После нее Миша подозвал меня к себе.

— Ты сегодня хуже медузы. Что там было в субботу?

Я постаралась как можно небрежнее отмахнуться.

— Я звонил, ты была недоступна.

— Мы решали семейные проблемы. — Спокойно ответила я, в кармане сжимая кулаки от боли в сердце.

— Решили.

— Вполне.

— Я принес твои вещи. Они у меня в кабинете. — Как-то грустно сказал Миша. — Без тебя дома стало слишком тихо…

Я не выдержала и обняла его, поднявшись на носочки. Завтра ни шагу на кафедру анатомии! Даже если в туалет захочется, схожу в мужской на гисту. Я не смогу его отпустить, просто сил не хватит. Снова напросились слезы, я уткнулась носом в его плечо. Его руки с готовностью гладили меня по спине. Он чувствовал, что что-то происходит, а как без этого? Просто не спрашивал, прекрасно знал, что я не отвечу. Я просто физически не смогу это озвучить, а если смогу, все рухнет тут же. Я уже никуда не поеду. Его жизнь никогда не развалится. Не из-за меня. Я итак внесла в нее слишком много сумбура. Мне ужасно захотелось сказать ему все то, что было на душе. Я немного отодвинулась и заглянула в его глаза. Он жалел меня, он боялся за меня, на лбу морщины стали глубже.

— Это были лучшие полгода в моей жизни. Ты сделал их такими, ты вернул меня к жизни, как спящую красавицу. — Я уже не могла справиться со слезами. Голос стал тише, прерывался. — Я никогда… не чувствовала себя такой счастливой…

Я стерла слезы ладонью, Миша осторожно провел пальцами по моей щеке.

— Я с тобой стал мальчишкой. — Ответил он. — Глупости постоянно делаю.

— Я так тебя люблю! Я смирилась с положением дочери!

Я опять оказалась в его объятиях.

— Ты всегда будешь для меня, как дочка! Мой дом — твой дом. И… — мы опять посмотрели друг на друга. — Что бы тебя так не расстроило, знай, я всегда буду с тобой, если ты этого захочешь. — Его рука осторожно легла на мою грудь, отыскивая часто бьющееся сердце, я сжала ее своими холодными ладошками.

Я отрывала от себя кусок плоти. Со всем: мышцами, сосудами и нервами. Когда-нибудь эта дыра зарубцуется, но пока она будет причинять мне боль. Я не смогу спокойно жить. Мы стояли и просто смотрели друг на друга, по моим щекам текли слезы, капая на халат, смазалась тушь, я крепко сжимала его руку. Миша грустно смотрел на меня, он не мог мне помочь, и это сильно его терзало. Подходило время. Я попросила забрать вещи. Мы вышли из кабинета за руки и чуть не сбили Кравчук.

— Михал Иваныч, ой… извините!

— Минутку, Елена Игоревна.

Она бросила на меня быстрый взгляд, но тут же отвела его. Я удивилась: она не пыталась узнать, что происходит. Насколько человек уважает жизни других. Забрав сумку, я еще раз обняла Мишу.

— Золотой. Ты действительно золотой!

— А ты действительно Агат. — Я слегка улыбнулась и одним взглядом спросила почему. — Камень яркий, везде видно, среди всех.

Я попрощалась с ним. Никогда не забуду момент, когда моя ладошка выскальзывала из его, я переступала порог кабинета. В глазах тут же потемнело. Сумка оттянула руку. Я постаралась спокойно дойти до выхода с кафедры и только там завалилась на стенку. Нет! Истерика подступила слишком быстро. Я ревела прямо сидя на лестнице. Ко мне подходили, но я только качала головой. Угроза повисла, когда с кафедры вышел Наумыч, вот тогда я поспешила улинять. Мало ли, что придет в его седую, почти лысую голову?

Начева разрешила мне войти без вопросов. Видок у меня был явно не сахарный. На вопросы я отвечала, что переработала с формалином, а от него глаза слезятся.

До остановки меня провожали Белла с Полиной. Мне было все равно, что происходит вокруг.

— Агат, ты ему все рассказала? Он тебя отправил в больничку лечиться?

— Типа того. — Решив не спорить и не придумывать, ответила я.

— Бедная девочка! Ну, пойми, он уже дедок! Того и гляди на пенсии дома будет телевизор смотреть да носки штопать. А ты молодая и красивая.

И безнадежно влюбленная в самого потрясающего препода академии. И моя любовь оказалась разрушительной для меня самой. Это уже чересчур.

Домой завалилась никакующая. В среду на парах не была. Хотя лекцию Кравчук пропускать было обидно. Она понимающая, мягкая и справедливая. Всегда верит в своих студентов, даже в самых бестолковых. В четверг лекция по биохимии, на нее я пришла. Подруги с жалостью на меня смотрели, я заранее предупредила их — слово, и я не посмотрю, что они девочки. Разумов как всегда оживленно рассказывал всякие смешные вещи. Да еще я не выдержала и вклинилась в лекцию. Кто меня за язык тянул.

— Стимул для работы нужен всем! — Рассуждал биохимик. — Кому-то кнут, кому-то пряник!

— Не всегда!

— А у тебя какой стимул? — А то он не знал этого.

— Не скажу.

— Среди молекул тоже есть извращенцы! — Пожал плечами БХ и продолжил лекцию.

Мои подруги валялись со смеху, даже я засмеялась. Это было так потрясающе, так обычно и банально. А что? Разумов опять хохотал надо мной, прекрасно зная мою страсть к анатому.

В пятницу на паре он тоже не забыл сделать свою обычную гадость — спросить меня и посмеяться. Что ж, это мой последний день в академии. На перерыве он тихо, чтобы никто не слышал, попросил меня пойти с ним. Как и в случае с Мишей, это все было законспирировано. Мы зашли к нему в кабинет, он как всегда был завален книгами. БХ стал рыться в своих стопках.

— А вот! Я недавно купил новый учебник, мне он понравился, понятный и яркий, вы, девочки, такое любите. Не знаю, как вы будете изучить биохимию там, но это должно тебе облегчить процесс восприятия.

Он протянул мне желто-бордовую книгу формата А4. Я взяла ее в руки и открыла, действительно, красочная и яркая.

— Нет, что вы! Ну, зачем?

— Затем! Твоего мнения, уж извини, спрашивать не буду. На память. — Он усмехнулся. — Скучно без тебя будет, Соколова.

— Спасибо. И как мне расплатиться за учебник?

— Не надо цветов, возьму натурой! — Отозвался Разумов. — Чтобы училась хорошо! — Погрозил он мне.

Меня эта ситуация как-то растрогала. Я улыбалась, пока биохимик рассказывал мне о важности базы в меде. Не выдержала и обняла его за шею свободной рукой. Он удивился и по-отцовски погладил меня по спине.

— Я буду скучать. Кто будет выносить мне мозг?

— Найдутся люди.

Смешной он все-таки, невысокий, похож на медвежонка, с забавными ушами, кругами под глазами и быстрым взглядом, таким подкалывающим и одновременно нежным и ободряющим.

Книжка действительно оказалась потрясающей. Я поняла это дома, пролистав ее по темам и рассмотрев кучу иллюстраций. Вокруг меня стоял бардак. На кровати, застеленной стеганным детским одеялом, лежал открытый чемодан, на половину заполненный вещами. Я разбирала свои конспекты, пытаясь понять, что мне пригодится, а что можно не брать. Завтра весь день проведу лежа, буду смотреть в потолок и думать о своих ошибках. Больше никогда не подойду к преподу ближе, чем на расстояние вытянутой руки. А то еще опять влюблюсь и наживу себе проблем. Вещи тоже вывалены, платья, джинсы, никогда не думала, что у меня столько тряпья. Сейчас, не задумываясь, променяла бы его на возможность побыть здесь еще недельку.