— Я подумаю, — нерешительно ответил Тимар.

— Ну что ж, подумай. Но учти, что так ты сможешь сделать добро и для бедной сироты. Как-никак она получит десять тысяч форинтов за спасенное добро. В противном же случае ей вряд ли достанется и сто форинтов, если учесть, что надо будет заплатить за выгрузку пшеницы с затонувшего корабля.

Последний довод глубоко запал Тимару в душу.

Словно чья-то невидимая рука заставила его поспешить к выходу. Fata nolentem trahunt.[7]

И вот Тимар снова сидит, укутавшись в плащ, в крестьянском возке, который мчит, звонко цокая подковами по каменистой дороге, четверка славных коней из Нергешуйфалу. Город погружен в сон. Только слышится крик ночного сторожа у ратуши: «Не написано на лбу, чему быть поутру!» А на городских башнях перекликаются часовые, мокнущие под осенним дождем: «Кто там?» — «Патруль!» — «Проходи!»

Интересно, какой хлеб выдал им сегодня каптенармус?


Красный полумесяц



На другой день Тимар действительно участвовал в торгах наряду с окрестными купцами и мельниками.