Иные мужья полагаются в таких случаях на лучшего целителя подобных недугов — на время. Как избавиться от зимы? Ожидать прихода весны.

Девушке в мусульманской семье с юных лет внушают, что до самого дня свадьбы она не должна видеть того, кто возьмет ее в жены, — своего будущего повелителя. Ее даже не спрашивают, любит она его или нет. Таким пустяком не интересуются ни родители, ни мулла, ни муж. Ее долг покорно и беспрекословно повиноваться мужу, который оценит ее женские прелести и прочие добродетели, а если уличит в измене, то вправе будет убить тут же, на месте. У девушки должно быть красивое лицо, живые глаза, тугие косы, а до сердца ее никому нет дела.

В доме приемного отца Тимею воспитывали иначе. Ей внушалось, что христианке позволительно мечтать лишь в меру, если же она слишком уж замечтается и увлечется, то ее сочтут преступницей и строго накажут. Вот Тимее и пришлось жестоко поплатиться за непростительную склонность к мечтательности.

Выходя замуж за Тимара, Тимея старалась подавить в себе всякие чувства и желания, чтобы быть готовой исполнять свои супружеские обязанности. Если бы она позволила себе предаваться мечтам, то путь ее, видимо, лежал бы туда же, куда темной ночью шла Аталия, дважды споткнувшись о тело распутной женщины, спящей на мостовой… Но Тимея не способна была на такой поступок. И она заморозила, заживо похоронила свое чувство и вышла замуж из благодарности за человека, которого глубоко уважала и которому многим была обязана.

Такого рода случаи нередки. И тот, кто вышел замуж без любви, тоже утешает себя мыслью, что вот придет весна и согреет сердце…

На другой же день после женитьбы Михай отправился с молодой супругой в свадебное путешествие. Они объездили всю Швейцарию, побывали в Италии. Но домой они вернулись такими же, какими уехали, — в их отношениях ничего не изменилось. Ни чарующие долины Швейцарии, ни благоуханные рощи солнечной Италии не принесли Тимее исцеления.

Михай осыпал молодую жену ценными подарками, покупал ей роскошные платья и драгоценности. Он знакомил ее с достопримечательностями и развлечениями больших городов. Но ничто не могло пробудить в ней чувства. Лунные лучи, даже собранные в пучок зажигательным стеклом, не способны дать тепла.

Жена Михая была кроткой, чуткой, благодарной, покорной, и только сердцем ее муж не мог овладеть. Ни дома, ни в путешествии она не дарила ему душевного тепла. Сердце ее оставалось холодным.

Вернувшись из-за границы, Тимар окончательно понял, что женился на женщине, которая не любит и никогда не полюбит его.

Одно время он даже подумывал о том, не покинуть ли ему Комаром и не переселиться ли в Вену. Быть может, там удастся начать новую жизнь…

Но потом он все-таки решил остаться в Комароме и обосноваться в бывшем доме Бразовичей. Он обставит его по-новому и поселится там с Тимеей. А свой собственный дом оборудует под контору; тогда в дом, где он живет с женой, к нему не будут приходить по торговым делам, и, таким образом, никто не заметит их взаимной отчужденности.

В светском обществе на званых вечерах и балах Тимея всегда появлялась в сопровождении мужа. В определенное время она всякий раз напоминала Тимару, что уже поздно, пора ехать домой, и, взяв его под руку, чинно удалялась. Все восхищались этой супружеской четой, завидовали Тимару, считая его счастливейшим из мужей. Какая, мол, красавица его жена и как она ему преданна!

О, если бы она не была столь верной и добродетельной! Тогда Михай мог бы, по крайней мере, возненавидеть ее.

Но безупречную репутацию Тимеи не могли запятнать никакие наветы недоброжелателей.

С приходом весны ее холодное сердце ничуть не оттаяло. Напротив, ледяной панцирь стал еще толще и непроницаемей.

Михай проклинал свою участь.

Все его несметные сокровища не помогли ему завоевать сердце супруги. Ему казалось, что роскошь, в которой они жили, только усиливала их взаимную отчужденность. В тесном жилище муж и жена скорее сближаются. Батрак, поденщик или матрос, у которого ничего нет, кроме его каморки, койки да стола, куда счастливее его, богача Тимара. Дровосек, который трудится в лесу вместе с женой, тоже счастливый человек. Закончив тяжкий труд, они усаживаются на траве, хлебают фасолевый суп из одного горшка и после этой неприхотливой трапезы горячо целуются.

Да, лучше быть бедняком.

Тимар возненавидел свое богатство и решил избавиться от него. Если он потерпит неудачу и разорится, думал он, ему будет легче сблизиться с женой.

Но обеднеть Тимару так и не удалось. Удача всегда сопутствует тому, кто за ней не гонится. За какое бы рискованное дело он ни брался, оно всякий раз увенчивалось блистательным успехом. Когда он бросал кости, ему неизменно выпадала шестерка, а если в азартной игре он шел на крупный риск, желая проиграться, то непременно срывал весь банк. Казалось, деньги сами текли к нему, и когда он бежал от них, прятался от золотого дождя, они все равно находили его и наполняли его карманы.

А он с величайшей радостью отдал бы Все сокровища за один сладкий поцелуй жены.

Казалось бы, деньги всевластны! Чего только не купишь на золото! Лживую любовь, притворные улыбки, наигранные чувства, ласки порочных женщин. Но нет, не купить Тимару любовь той единственной женщины, которая ему дороже всего в мире, которую он беззаветно любит! Временами ему хотелось теперь возненавидеть жену. Он пытался внушить себе, что она любит другого, что она изменяет ему.

Но, увы, Тимея не подавала ему ни малейшего повода к ненависти. Она никуда не ходила без мужа и всегда прогуливалась с ним под руку. В обществе же держалась с таким достоинством и с таким безупречным тактом, что никто даже не осмеливался сказать ей комплимент. На балах она не танцевала, уверяя, что в юные годы ее не учили танцевать, а теперь ей, замужней женщине, «на старости лет» поздно учиться. Она общалась только с почтенными пожилыми женщинами. И если муж по делам на неделю отлучался из города, она безвыходно сидела дома.

Когда женщина бывает в обществе, люди все подмечают, а за глухими стенами ничего не увидишь.

Михай терзался сомнениями, упорно доискиваясь правды.

В одном доме с Тимеей жила Аталия.

Аталия отнюдь не была ангелом-хранителем, оберегавшим честь Михая, напротив, она с дьявольской злобой, как цербер, стерегла его жену. Она неусыпно следила за каждым шагом Тимеи, за каждым ее движением, ловила каждое ее слово, угадывала ее затаенные мысли, прислушивалась к невольному вздоху; от ее пристального взгляда не ускользала ни одна слезинка. Казалось, она разгадывала даже сновидения Тимеи. Аталия люто ненавидела супружескую пару и выжидала случая погубить Тимею в глазах Тимара. Как жаждала она подметить хоть малейший признак ее неверности!

Повинуясь велению сердца, Тимея попросила Михая оставить Аталию и ее мать Зофию у них в доме; но если б она руководствовалась рассудком, она не могла бы придумать себе более надежного стража, чем эта особа, бывшая невеста человека, встречаться с которым ей теперь было невозможно.

Горящий ненавистью взгляд Аталии неотступно преследовал Тимею.

Покамест дьявол, стоящий на страже, молчал, Тимею не мог бы осудить даже сам господь бог. А дьявол молчал.

Аталия и в самом деле была домашним цербером.

Ни одна мелочь в доме не ускользала от ее бдительного ока. Она жила с одним-единственным желанием — подстроить Тимее какую-нибудь каверзу.

Аталия разгадала тщеславное желание Тимеи: той хотелось блеснуть великодушием, и она обходилась с бывшей хозяйкой дома как с родной сестрой. Тогда Аталия назло Тимее стала везде и всюду подчеркивать, что она всего лишь прислуга.

Чуть ли не каждый день девушка являлась убирать комнату, но Тимея неизменно вырывала у нее щетку из рук; стоило Тимее на минутку отвернуться, как Аталия принималась чистить платье «своей госпожи». Когда к обеду приходили гости, Аталию приходилось буквально силой вытаскивать из кухни и усаживать за стол.

Тимея вернула Аталии все ее туалеты, дорогие наряды и украшения. Шкафы были битком набиты платьями из тюля, тонкой шерстяной ткани, парчи и шелка, но она намеренно выряжалась в какой-нибудь затасканный халат и расхаживала в нем. И при этом испытывала особенную радость, когда, стоя у плиты, прожигала в халате дыру или, заправляя лампы, сажала на нем пятно. Она знала, как досадовала на это Тимея. Аталии вернули и все ее драгоценности, но она не надевала их, а купила за десять крейцеров стеклянную брошь и нацепила ее на себя.

Однажды Тимея отняла у нее брошь, и ювелир по ее просьбе заменил стекляшку благородным опалом; грязную, затасканную одежду Аталии она собрала и бросила в огонь, а потом заказала для названой сестры такое же платье, в каком ходила сама.

Тимею можно было огорчить, но не рассердить. Аталия раболепствовала перед ней. Если та просила ее о чем-нибудь, она со всех ног, точно рабыня-негритянка, подгоняемая плеткой, бросалась выполнять просьбу. Аталия говорила с «госпожой» каким-то неестественно тонким голосом, даже слегка шепелявя при этом: «Шердечко мое, Тимея!», «Шинеглазая моя крашавица!», «Шештричка моя ненаглядная!». От ее приторного и униженного тона Тимее становилось не по себе.

И уж совершенно невозможно было ее уговорить обращаться к Тимее на «ты».

Желая досадить Тимее и Тимару, вызвать их раздражение, она на все лады расхваливала их друг перед другом.

Оставаясь наедине с Тимеей, Аталия то и дело вздыхала: «Ах, какая вы счастливая, Тимея! Какой у вас замечательный муж! Он так вас обожает!» Когда же возвращался домой Тимар, она, прикидываясь наивной, попрекала его: «Разве можно так задерживаться! Тимея прямо извелась, она в полном отчаянии. Ждет не дождется вас! Войдите к ней незаметно да закройте ей потихоньку глаза, пусть догадывается, кто это. Вот будет сюрприз!»