Ольга Пожидаева - Золушка 2020

Я пораскинул мозгами и решил, что компания мне действительно не повредит. К выходным, я наверно уже завою.

— Ладно, прилетай. Только я не в отеле. Домик снял под Лондоном.

— Это еще лучше. Отправь сообщением координаты.

— Хорошо. До встречи.

Он отключился.

Я почти доехал до поселка, но непроизвольно затормозил на дороге. Это место было каким-то сакральным. Я чувствовал Мари здесь. Ноги сами вынесли меня из машины. Я закурил, вспоминая нашу прогулку.

Майкл.

Черта.

Я не хотела тебя целовать.

Все было словно сто лет назад. Я сел обратно в машину и за пару минут добрался до нужного дома.

Сердце подпрыгнуло прямо к горлу и сделало там сальто. У ворот коттеджа стоял канареечный древний Порш. Он ведь не один такой. Но номера! Ее номера. Ее машина. Я вытащил сумку с вещами и чуть ли не вприпрыжку понесся в дом.

— Мари, Мари, — орал я, снося входную дверь на пути.

Но в доме было тихо. Я умерил пыл и пошел осмотреться. В камине тлели последние головешки. Единственное, что, кроме машины, выдавало ее присутствие.

Я нашел черный ход, который вел через маленький садик к реке. Она там. Я пересек сад и увидел кресло и столик прямо у берега. На столе стояли две пивные банки. В одну из них тонкие пальчики стряхивали пепел с сигареты. Вторая была еще не открыта. Курит. Это же надо так довести человека. Я моральный урод. Не хуже Кевина. Ноги вросли в землю. Ну что я ей скажу? Привет, я приперся. Любите меня. Пошлет. Далеко и надолго. Или это не Мари Юсупова.

Я сделал еще один шаг к ней. Мари не услышала. Я стоял совсем близко. Она закурила вторую подряд, открыла банку, сделала большой глоток. Ее лицо скрывала кепка. Мари была завернута в три пледа и с сигаретой напоминала курящую гусеницу из «Алисы в стране чудес».

Я нарочито громко прошуршал ногой. Ноль реакции. Только, когда она громко запела, до меня дошло. В ушах торчали капельки.

Мари слушала музыку и пела, а я стоял и слушал ее. Это была песня американской группы, которую я любил, про которую рассказал ей сам. Мы еще смеялись, шутили, что нужно организовать тур в Штаты, чтобы попасть на концерт.

А теперь она поет про то, как проваливается в трещины, падает на самое дно, и я знал, кто столкнул ее в пропасть, и сам был готов прыгнуть следом.

Мои пальцы осторожно зацепили наушники, избавляя ее от звуков музыки.

— Какого… — Мари вскочила с кресла, путаясь в одеялах, почти падая, но удерживая равновесие чудом. Она смотрела на меня во все глаза — Ты! Ты… Да как ты посмел!

Мари замахнулась и отвесила звонкую пощечину, занесла ладонь снова. Я смело сделал шаг вперед.

— Давай. Я заслужил.

Мари опустила руку, развернулась и понеслась прочь. Я уже забыл, как быстро она бегает. Догнать удалось только у машины.

Я прижал ее к дверце, не позволяя двинуться.

— Куда собралась?

— Куда угодно, только подальше и побыстрее. — Мари дернулась. — Убери руки.

— Малыш, пожалуйста, позволь мне объяснить.

Я развернул ее лицом, снял кепку, чтобы заглянуть в любимую синеву глаз.

— Объяснить?! А мне ты позволил объяснить? — голос сорвался на крик, по щекам покатились слезы, она лупила меня по груди кулаками. — Я умоляла, Андрей. Я просила! А ты… ты… Ненавижу тебя. Скотина. Ублюдок.

— Я знаю. Все знаю, родная. Тише-тише. Прости меня. — шептал я.

Она перестала меня колотить, только всхлипывала. У меня сердце сжалось. Мне не было оправдания, только повод и причина попытаться простить. Я озвучил ее, не мешкая.

— Мари, мне так жаль. Я… Я люблю тебя.

— А я люблю только свою тачку и деньги, — мстительно отозвалась она, вытирая рукавом сопливый нос.

Это гром, или рухнули мои надежды?

— Убирайся из моего дома и из моей жизни, Андрей Романов. Видеть тебя не могу и знать не желаю.

Дождь хлынул на нас стеной, значит, гремело в небе. Пожалуй, это хорошо.

Ну, почти.

— Нет, — упрямо заявил я. — Я никуда не уеду. И ты — тоже.

Я потащил ее в дом. Мы оба промокли до нитки. Нужно переодеться, выпить и убедить. Мари любит меня, иначе бы не приехала бы сюда орать песни с глубоким смыслом и курить одну за другой. Ей было больно. Боль можно успокоить, и я буду очень стараться. Изо всех сил.

В доме было холодно. Камин догорел.

Я быстро стягивал промокшую одежду. Открыл сумку, достал сухие джинсы и толстовку, боксеры.

— Какого черта ты делаешь? — рявкнула на меня Мари.

— Переодеваюсь, неохота опять заболеть. — Мари закрыла, глаза руками, чтобы не видеть меня голого. — Ой, я тебя умоляю, чего ты там не видела?

— Забирай свои шмотки и проваливай отсюда.

Ее трясло от холода, с носа и волос капало, но голос был такой убедительный. Вся в папочку.

— Черта с два. Я снял дом до конца недели и никуда не уеду.

— Вранье. Меня бы предупреди… — Она топнула ногой с досады. — Ах, я же отключила мобильный. Черт… Ладно, значит уеду сама.

— Никуда ты не поедешь.

Я поймал ее у двери.

— Хочу и поеду. Отпусти меня, отпусти.

Я оттащил ослицу от выхода, бросил на диван.

— Мари, ты пьяная и мокрая. Уедешь завтра. Если захочешь.

Я сам себя похвалил. Конечно, ей нельзя за руль под пивом да еще и в таком истеричном состоянии. Мой гражданский долг выполнен.

— И вообще, раздевайся.

— Размечтался!

— Я серьезно, переоденься. Простудишься. С тебя вон капает.

Мари напоминала очень злую выдру или белку после купания.

— У меня нет тут одежды.

— Ты в своем репертуаре. Махнуть без шмоток, куда глаза глядят…

Зря я это вспомнил. Последний раз она так уезжала…

— Не смей!

Мари, наверно, высказала бы мне все, но зубы начали стучать, а плечи трястись от холода. Я снова залез в сумку. М-да. Остались только трусы и майка. Я сам не особенно заморачивался багажом. Собственно, и мокнуть под дождем не планировал, а пользоваться стиралкой умел.

— Переодевайся.

Я бросил в Мари боксеры, снял толстовку и отправил по тому же адресу. Сам надел майку. Все по-честному.

— Ты п-п-рикалываешься? — она держала мое белье двумя пальцами.

— Не привередничай. Больше ничего нет. Кстати, они чистые.

Я ушел на кухню в поисках антипростудных продуктов. В холодильнике мышь повесилась. Только бутылка вина и пиво. Чем она тут питалась? На столе валялись пакеты с чипсами и орешками. Тяжелый случай. Я бросил свои бургеры в микроволновку, вылил вино в кастрюлю. Нашлась корица и гвоздика. Будем пить глинтвейн с фаст-фудом.

Когда я вернулся с тарелкой и чашками в гостиную, Мари, обмотав плед вокруг талии, как шотландский килт, возилась с камином. Она так искусно управлялась с мехами, что я позавидовал. Сам бы сто лет возился. И не факт, что преуспел бы.

Мари набросилась на еду, словно год сидела на диете. Даже не побрезговала и не отказалась гордо.

— Ты чем тут вообще питалась? — не удержался я от вопроса.

— Подножным кормом. И я с тобой не разговариваю.

Детский сад.

— Понятно.

Мари сходила на кухню, вернулась с полной чашкой подогретого вина и залипла в планшете. Я молча смотрел на нее. Периодически она морщилась, ловя мой взгляд, меняла позу, прячась за гаджетом.

Через час она взяла сигарету и пошла на кухню, я потащился хвостом.

— Кстати, завтра Костя приедет, — решил я разрядить обстановку важной новостью.

— Потрясающе. А Дмитрий Николаевич не наведается? Что-то маловато Романовых на один квадратный метр, — брызгала Мари ядом.

— Нет, папа сейчас на Камчатке.

— А тебе туда не надо? Нет? Эх, жаль. А может все-таки?

Я отрицательно покачал головой, давая понять, что никуда не уеду.

— Ну, значит Элли кондрат хватит. Два полупринца в полукедах у меня в гостях. Великолепно просто.

Мари пьяненько прыснула. Очевидно, она начала смиряться с моим присутствием в ее доме. Еще немного и можно попробовать убедить, что я очень важная часть и ее жизни.

— Элли приедет? — уточнил я, хотя и так было понятно. — Слушай, может, хоть кино посмотрим?

— Интересно, каким образом? — она сощурилась. Сейчас начнет издеваться, — Телека нет, интернета тоже. Если только ты сам пару этюдов выдашь. Но, боюсь, мое сердце не выдержит подобного счастья.

Я игнорировал все скабрезности.

— А планшет твой?

— Пустой. Только рисовалка и музыка в нем.

— О, а покажи рисунки.

Разумеется, меня послали.

— Твой отец отдал мне альбом, детка.

— Угу, — откликнулась она без энтузиазма.

— Мари…

— Хватит, Андрей.

Она затушила сигарету и ушла. Но даже по ее спине я видел, что огромная стена между нами дала трещину.

Дождь перестал, но воздух был влажным. Утром все затуманит. Но я все равно надеялся, что выглянет солнце.

АНДРЕЙ

Это был долгий и скучный вечер. Для Мари. Я просто сидел и смотрел на нее, и от этого мне было хорошо. А вот она не находила себе места: ерзала, стреляла в меня глазами, отворачивалась, постоянно откладывала планшет, проверяла телефон. Два раза сделала чай, который даже предложила моей замерзшей Светлости.

Камин грел, но в доме все равно было не очень уютно. Не зря же его называют летним. Это только мы сюда притащились в промозглую осень.

Чокнутые.

Не выдержав моего присутствия, Мари ушла в спальню, едва пробило девять вечера. Я немного пошатался по дому. Выкурил сигарету и тоже пошел спать. В доме было всего две спальни. Я двинулся в пустую. Очуметь. Она забрала одеяло. Мне досталось только тонкое покрывало. Пришлось довольствоваться малым. Я укутался в плед, завалился на диван у камина, потому что в спальне был жуткий дубак. Но и гостиная потихоньку остывала. Отсутствие обогревателя давало о себе знать, камин тоже догорал. Через час я перестал чувствовать кончики пальцев на ногах. Баста. Я встал с дивана и пошел к Мари.