Он не доходит до машины пару десятков шагов, когда из нее выходит Иван и аккуратно помогает спуститься Анне.

Жесть, какая она бледная и слабая. Пошатывается, словно пьяная, с благодарностью цепляясь за крепкого парня. Рука забинтована, вторая рука, плечо и шея в зеленке, а еще большая царапина на лбу.

Странные чувства. Жалко ее. А еще бесит Иван, за которого она держится, как за спасательный круг. И улыбается ему. Слабо, устало, но улыбается.

— Иван. В мою машину.

Водитель кивает, а Калинина лишь равнодушно скользит по нему взглядом. Ни радости. Ни облегчения. Просто констатирует в своей голове факт: Игорь приехал и сейчас ее отведут к нему в машину. Конечно, он же ее не спасал от ублюдков с битами и не помогал выйти из машины, поддерживая под забинтованную ручку.

Так, стоп. Детский сад какой-то, у него мини-апокалипсис, а он думает, что золушка не улыбнулась. А точнее, улыбнулась не ему. Еще этого не хватало, Крестовский, это скорее всего твоя сестра.

Они все преступно долго копаются. Пока Никитин и Селехов общаются, Игорь успевает убедиться, что Лев здоров, отправить его домой с одним из охранников, забрать из разбитой машины сумочку Калининой и посадить Ивана за руль.

Не может удержаться. Садится на заднее сидение рядом и чувствует себя полным дураком, когда Аня поднимает на него взгляд. Глазки, подернутые туманом, так и норовят закрыться.

— Они мне что-то вкололи. Я сказала, что не надо, а они все равно вкололи и теперь я, кажется, бревно.

Игорь смеется.

— Да ничего особенного они тебе не вкололи. Спи.

— А…

— Завтра, — отрезает он.

Несколько минут Аня пытается устроиться, привалившись к окну, но больная рука мешает лечь удобно. Крестовский с интересом следит за этой возней, ждет, когда же она все-таки сдастся.

Не сдалась. Села прямо, закрыла глаза и уснула спустя пару секунд, а потом, когда машина повернула, наклонилась в бок и дальше дело техники — уложить, зафиксировать и успокоиться. Беситься молча, потому что кто-то вот так взял и вывернул беззащитной девчонке руку, а он не может прикоснуться иначе. Потому что сестра. Потому что знает ее три дня лично и пару недель заочно. Потому что даже если он пристрелит каждого, кто посмотрел в сторону ее машины, выделит десяток охранников и вместо куртки заставит носить бронежилет, она все равно будет бояться.

Он знал, каково это, когда из безопасной и красивой сказки резко выдергивают в реальность, бьют под дых и не дают подняться. Она выздоровеет, снимет с руки повязку, смоет зеленку с нежной кожи и даже станет такой, какой была раньше.

Но на идеальной, сверкающей и чистой, поверхности уже красуется глубокая царапина. И таких будет еще очень много.

— Вот такое вот наследство, — тихо усмехается Игорь.

Их подвозят к самому входу. Иван спешит открыть дверь со стороны Ани, но натыкается на взгляд Игоря и просто возвращается за руль, чтобы отогнать машину в гараж.

Она с трудом открывает глаза и еще тяжелее двигается, словно каждое движение дается сквозь сон. Забинтованная рука изрядно мешает, Игорю приходится буквально самому вытаскивать ее из машины. А потом, кое-как захлопнув дверь ногой, он и вовсе решает не спускать Аню на землю. Быстрее дойдут, у него нет времени медленно и осторожно вести ее наверх, потому что впереди еще разборки. И, похоже, не одни.

— Я сама, — хнычет Калинина.

— Молчи, бревнышко, — усмехается Игорь.

Она почти ничего не весит. Худая, легкая, расслабленная. Одно из самых интересных впечатлений в жизни каждого мужчины — нести куда-то всецело доверяющую ему девушку. Ну, или не доверяющую, но не имеющую возможности сопротивляться.

На лестнице с жутким грохотом с ноги Ани слетает туфля. Игорь морщится от громкого звука. Конечно, сразу выглядывает Крис и на ее лице проявляется отвращение.

— Из какой канавы ты ее достал? Уже вкусила бабла и нажралась, как свинья?

— Крис, закрой рот, — устало просит Крестовский. — Не до тебя сейчас.

— Это не новость.

— Будь добра, открой дверь в ее комнату.

— Ага, теперь я еще и швейцар, — бурчит сестра, но, к некоторому удивлению Игоря, доходит до комнаты Ани и открывает. — Так что случилось? Как это она так?

— Понятия не имею, спрошу у одного из твоих братцев.

— Алекс не мог…

— Алекс? — Крестовский щурится. — Ты что-то знаешь?

— Откуда? Но я слабо себе представляю Сержа, перепутавшего боксерскую грушу с приживалкой.

Ну… по части Сержа он, пожалуй, с сестрой согласен. Но в какие неприятности мог влипнуть Алекс?

Хотя чего это он. В любые, мать его!

— С завтрашнего дня будешь ездить с водителем и вторым охранником. Никаких больше самостоятельных поездок.

— Но…

— Это не обсуждается, Крис. Если не хочешь получить битой по морде, как она, — кивает на Аню, — будешь ездить с охраной. Если хочешь, попроси Сержа, чтобы он перепутал тебя с боксерской грушей. А теперь брысь с глаз моих и лучше не беси меня, я коплю злость для братика.

Он захлопывает за собой дверь, оставляя явно озадаченную и — хотелось бы! — напуганную Крис. Может, хоть реальная угроза заставит ее задуматься о том, что стоит выполнять минимальные требования службы безопасности. Как села за руль, так и не выгонишь. А водит Крис… в лучших традициях блондинок из анекдотов. Тут и врагов не надо, сама столб поймает или с какой-нибудь горки скатится в реку.

— Все, пришли. — Он аккуратно, насколько это вообще возможно, кладет Аню на постель. — Раздеваться будешь сама. Туфлю потом найдешь где-нибудь, может, Марина подберет. Завтра с утра зайди ко мне. Все поняла?

Она с трудом открывает глаза и кивает. Похоже, кто-то в скорой перестарался и влил в нее лишку валерьянки, или что они там дают жертвам нападений. Надо сказать Марине, чтобы ее раздела и уложила, а еще проверяла, как тут дела. Или вообще велеть ей переночевать у Калининой… мало ли что там с ней дальше будет, девушки вообще существа непредсказуемые в плане реакций.

Он набирает сообщение экономке, не желая тратить время на то, чтобы спуститься вниз и все объяснить лично, а затем идет в кабинет, где уже ждут Серж и Алекс. Кабинет раньше принадлежал отцу, и у Игоря все нет времени и сил, чтобы переделать его под себя. Надо будет заняться.

— О, Игорех, — кивает Серж. — Чего случилось?

— У меня только один вопрос, вашу мать, — рычит Игорь. — Кто из вас и кому умудрился задолжать столько, что какие-то отморозки разбили нахрен мне машину?

И допрос с пристрастием не нужен. Серж хмурится, удивленно, настороженно, даже, пожалуй, обеспокоенно. А Алекс бледнеет и нервно сглатывает. Щенок, хоть бы научился врать убедительно прежде, чем связываться с криминалом.

— Понятно. Серега, свободен. А тебе, мой друг, я сейчас устрою. На.

Бросает смартфон.

— Звони.

— Кому звонить? — Алекс делает неубедительную попытку прикинуться дурачком. — Тому, кому должен, звони. Быстро.

Такой отвратительной ночи у меня не было уже давно. Сначала я сплю, как убитая, просыпаясь лишь изредка, когда шевелю больной рукой. В середине ночи меня будит какой-то грохот и доносящийся будто издалека мужской., даже не голос, а скорее крик. Я долго прислушиваюсь, но все стихает. Хлопает дверь, и дом погружается в тишину.

Действие лекарств заканчивается. Сна ни в одном глазу, рука противно ноет, да так, что больше совсем не спится. Вздохнув, я поднимаюсь, чтобы разыскать какую-нибудь таблетку обезболивающего или просто выпить чаю. Часы показывают четыре утра, а за окном еще темнота — признак приближающейся осени.

Воспоминания о прошедшем дне приходят не сразу, возникают постепенно. Сначала накрывает эйфорией от встречи с Принzzем, потом в голове появляются картины разбитых окон машины, ледяные пальцы на моей руке, кровь на новеньком, стоящем целое состояние, платье. Укол и какой-то сонный бред, смешанный с запахом дорогого парфюма и слетевшей с ноги туфли. Вот она, кстати, валяется, кто-то подобрал.

Я долго размышляю, что бы такого надеть. Часть вещей все еще лежит в пакетах, мне никак не хватает времени из разобрать. Наконец я нахожу узкую, но короткую голубую юбку, свободную рубашку, рукав и воротник которой частично скроет царапины и ремешок, чтобы не смотреться совсем уж потерянной.

Тут до меня доходит: сегодня же Саша будет ждать меня у бассейна! Конечно, с такой рукой и речи не идет, чтобы плавать или прыгать на тренировке. Но, может, удастся вырваться хоть для того, чтобы объясниться и извиниться лично? Хотя о чем я. Крестовский теперь долго не выпустит меня из дома. Я бы не выпустила.

Тихонько, чтобы никого не разбудить, я спускаюсь на кухню и вижу Марину. Она уже вовсю занимается завтраком.

— Э-э-э… — снова смотрю на часы, время уже пять. — Вы так рано.

— Анна Артемовна, — улыбается экономка. — Я всегда встаю рано. И ложусь сразу после того, как вечером уберу со стола. Садитесь, сейчас сделаю вам кофе.

— Я могу и сама…

Понимаю, что понятия не имею, где на этой кухне что лежит, а еще — с такой рукой я фиговый помощник. Так что сажусь и стискиваю зубы, потому что боль все сильнее.

— А нет у вас какого-нибудь обезболивающего? — наконец решаюсь попросить. — Очень болит рука.

— Да, конечно, Игорь Олегович оставил для вас таблетки. Но сначала нужно что- нибудь съесть, на голодный желудок такие лекарства действуют очень плохо.

С этим я соглашаюсь и с удовольствием съедаю овсяную кашу с печеньем. От кофе, правда, приходится отказаться в пользу чая, но все равно завтрак выходит жутко вкусным. А таблетка после него и вовсе приводит меня в благодушное настроение. Мне нравится, что Марина не охает и не расспрашивает о случившемся.

К собственному неудовольствию я чувствую себя… нет, не виноватой, но… слабой, что ли? Я вспоминаю, как перепугалась и мне становится стыдно. Хотя, если подумать головой — а что вообще мог сделать хоть кто-то на моем месте? Ну разве что старшие Крестовские не испугались бы, а втащили нападающего через щелочку в окне и зверски его сожрали.