Ника Ёрш - Золушка за тридцать

Пропущенных вызовов не нашлось, сообщений тоже. В сети снова все сохраняли молчание. Кроме, разве что, Эскина. Листая его ленту, я даже дыхание затаила! Вот гаденыш златомудрый!

Там снова были фотки! И, между прочем, без меня. Эскин с Лехой у дома, они же за столом, они же обнимают спящего Серегу… Насчитав восемь снимков, на последнем разглядела себя, обнимающейся с папой. Папа, правда, стоял спиной. Приписка ко всему этому безобразию гласила: “…уютно, по-семейному. Наверное, это и есть то, к чему давно стремилась душа…”

– Вот кракозябр! – выругалась я, закрывая глаза ладонью. – Никак не уймется, ты посмотри!

Поднявшись, отправилась к себе в комнату, чтобы найти там лишь смятую постель. Эскин пропал, с ним “ушла” и моя толстовка. Розовая, с крупной надписью на груди: “Любишь боль? Поносил бы корсет”. Я сама ее заказала, посмотрев «Пираты Карибского моря»… Даже Максу хвасталась и спрашивала, могу ли ходить в этом на работу хотя бы в особенные дни. Шеф оказался злыднем – запретил.

– Данила, – позвала горе-жениха, выходя в коридор. – Где ты, мой хороший?

Навстречу вышла мама.

– Кирочка, – растерянно сказала она, – там к вам приехали. На большом джипе. Какой-то мужчина, требующий выйти и поговорить…

– Меня?

– Нет, твоего Данилу.

Я вскинула брови и пошла к выходу. У окошка, рядом с дверью, стояли папа с Лехой, громко беседуя.

– …сами разберутся, сказал! – гнул папа.

– Даня – мой друган! – возражал Леха. – Я за него впрягусь сейчас! Кто бы этот козел не был!

– Да погоди ты, – папа снова потянул Леху за шкирку. – Не нужна ему твоя помощь. Они там сами… справятся.

Я хмыкнула, уже догадываясь, кто приехал по Эскинову душу.

– Отойдите, братцы, – подвинув мужиков, открыла дверь и сразу ее закрыла, грозно зыркнув на рванувшего следом соседа: – А ты не лезь! Сейчас мы назад придем. Сами!

Приложив ладонь ко лбу в виде козырька, посмотрела за калитку. В свете фонаря и правда стоял джип. Здоровенный такой, впечатляющий. А рядом двое: громила Гарик и некто в розовой кофточке с капюшоном. Они громко о чем-то спорили, и я решила пока постоять на месте – понаблюдать.

В какой-то момент Гарик сильно взмахнул рукой, мне даже показалось, чтобы ударить Эскина. Но по факту это оказался жест из разряда “а пошло оно все на…”. В тот же миг дверь сзади начала открываться и Леха все-таки выскочил наружу.

– Ща я этому утырку!.. – пригрозил сосед и вдруг замер, словно громом пораженный. Только рот открыл и удивленно моргать начал. Потом потер глаза и замычал неразборчиво.

Я посмотрела на сладкую парочку у джипа. Они целовались.

– Помирились, значит, – довольно проговорил сзади папа, тоже не желающий оставаться совсем уж в стороне.

– Это же Данила, – прошептал мой друг детства, после чего прикрыл рот рукой.

– Он-он, – кивнул папа.

– Со своим парнем, – добавила я, ухмыляясь.

– Но как же это? Мы же… Он что же?

– Любит другого, – грустно подтвердил папа. – Смирись.

Леха в ужасе посмотрел на нас, и я хотела его успокоить, мол, все знают, что он с Жанкой… Но не успела.

События в тот вечер развивались слишком стремительно.

Из-за джипа выехала вторая машина. Мерседес. Я вообще плохо знаю марки, в основном различала авто по цветам и габаритам, но тут грех было не узнать… Максим выскочил из авто, хлопнул дверцей, рванул вперед.

– Ты! – заорал он. – Отойди от нее!

Дальше он рванул к Эскину. И все: время замерло, а после снова начало двигаться, но замедленно, будто на минимально возможной перемотке вперед. Я схватилась за голову. Леха выматерился и все-таки пошел защищать Эскина. Или бить. Тут не знаешь, что ждать от обманутого военного. Папа за ним…

Данила обернулся – Макс отшатнулся. Упал. Я подумала, чем бог послал… и пошла в дом греться.

– Ну что там? – испуганно спросила Анька, стоило мне войти.

– Мордобой, – ответила, обнимая себя за плечи и ежась от холода. – Нормально, разберутся.

– И тебе их не жалко? – мама приникла к окну. – Ничего не видно, отошли из-под фонаря. Может, полицию?

– Не надо, – повторила с нажимом. – Там к Дане его парень приехал. Леха в шоке, а папа так и знал.

– К какому Дане?! Твоему? – мама прикрыла рот рукой, округлила глаза.

– А на мерсе кто? – почти не удивившись, спросила Анька.

– Мой начальник. Макс Минаев.

– Э?! – одновременно удивились мама с подругой.

– Мы иногда встречаемся, – кивнула я. – Но сегодня вроде бы не договаривались. Ой, не смотрите так, только без нотаций…

– Какие там нотации?! – Анька молитвенно сложила руки. – Расскажи! Я же от любопытства умру. У меня же из всех радостей в жизни – отсутствие изжоги после еды и нормальный цвет стула у Тимурчика!

– Не уверена, что хочу это слышать, – мама помассировала виски.

– А я бы послушала, – Жанка выглянула из-за угла, спустившись со второго этажа.

– Ладно, – мама махнула рукой, – все на кухню, девочки. У меня там наливочка вишневая в подсобке. Пара литров.

Так мы и разбрелись: женщины направо, мужики, судя по звукам, налево, в гостиную.

К нам никто не ломился, мы сами тоже их общества не искали.

И только Тимурчик сидел с нами, восхищенно слушая то шепот, то хохот, и иногда присасывался к материнской груди.

Наливку мама с Жанной распили на двоих, после чего дерзко заявили, что им никто не указ и громко позвали Серёгу.

Тот пришел, чтобы узнать, что нам нужно караоке и микрофоны. Да, немедленно. И да, сына ему отдали взамен аппаратуре.

Потом были песни.

– Вот кто-то с городским спустился! – кричала мама очередной шлягер в микрофон. – Наверное, милый мой иде-е-ет…

– Тут я, Анют! – заявил папа, появляясь внезапно и залихватски подхватывая супругу за талию. – Веселитесь?

– А тебе что? – с дерзкой улыбкой отвечала мама, и голос ее был звонче обычного. – Иди вон, к этим вашим!

– Та-ак…

Папа осмотрелся. Орлиным взглядом вычислил пустую бутылку под столом, усмехнулся и обломали веселье, веско заявив:

– Я маму забираю. И вы там своих разбирайте, кто кому мил. Все, товарищи женщины, я сказал!

И кулаком по столу "бах".

Мама поднялась, полная намерения отстаивать право на гулянье до утра, но… поморщилась, потерла глаза и кивнула:

– Точно, Вадик, пора. Что-то мне нехорошо.

Тут уж спорить никто не решился.

Анька вспомнила, что она сдала Тимурчика в общество "пьянствующих мужланов", Жанночка помчалась смотреть, как там Алексей, а я… Я доела оливье, вытерла губы и решила не брать никого.

Но не тут-то было.

Он появился в дверном проеме, полностью загородив собой проход. Гарик. Здоровый, зараза. Посмотрел на меня, поманил к себе указательным пальцем. Ага, нашел дуру.

Скрутив фигу, показала ему ответ на предложение сблизиться.

Гарик нахмурился, я поелозила на стуле, обдумывая, куда бежать в случае чего.

Но Гарик не обиделся и нападать не стал. Покачал головой и мотнул ею же в сторону, поясняя:

– Там этот твой… Макс. Он спать хочет и не знает, куда идти.

– Так и сказал? – удивилась я.

– Нет. Говорить он не может, но мимика у него выразительная. Мне кажется, ему не помешает отдых.

– А как же вы с Эскиным? Не устали? – решила съехидничать я.

– Данилу сейчас тоже заберу.

– Куда?

– В Москву, домой.

– Там же ночь! А вы пили!

– Ничего, пара часов и будем на месте.

– Ну уж нет! – я встала и решительно пошла на Гарика. – Расстелю вам в гостиной. Захотите домой – утром и отправитесь. После завтрака. Возражения не принимаются! Сейчас папу позову.

– О, папа – это аргумент, – громила улыбнулся. – Стели. И покажи, куда Макса доставить, пока он транспортабелен.

Мы вышли из кухни, я ткнула пальцем в дверь своей спальни и отправилась в гостиную устраивать Эскина с его другом на ночлег.

Данила нашелся за столом. Его голова покоилась на плече Макса, он вздыхал и грустно смотрел в стену напротив. Минаев же, услышав мои шаги, повернулся, расплылся в пьяной улыбке и радостно поприветствовал, бросив неразборчивое: “Крч – ик”.

– М-да уж. Познакомились вы на славу, – поняла я. – Вставай, шеф. Пора баиньки.

Макс дернулся в мою сторону, от чего голова Данилы соскользнула с его плеча и чуть не уронила всего хозяина. Но Эскин удержался за стол. На него и прилег, предварительно сложив под лицо руки.

– Кир, – Макс протянул ко мне руки. Я поджала губы, решая, так ли оно мне надо – ночевка с напившимся боссом под одной крышей, в одной комнате, в одной постели… Где-то я это уже проходила и не раз. Словно по замкнутому кругу хожу снова и снова.

Пока думала, Минаев подошел на удивление уверенной походкой, обнял меня и доверительно шепнул:

– Я так н-п-ся. Ус-ал. Расти.

– Он сильно напился, – подняв голову, перевел для меня Эскин, – устал и просит его простить. Кир, не дрижи… дежри… тьфу. Не держи на нас…

– Сиди уж, полиглот! – пробубнила я, отодвигаясь от начальника и, сурово сведя брови, добавила уже для всех: – Ну все. Укладываемся!

Так Минаев все-таки оказался в моей постели. Снова.

Сначала спал, как убитый, а потом – я как раз дочитывала главу очередного шедевра от Мики Ртуть – вдруг завозился и нашел меня рукой. Придвинул к себе, крепко обнял и, шепнув тихо с обожанием “Кудрик…”, снова затих. А у меня на душе сделалось сладко-сладко, ведь не зря говорят: что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Значит, думает обо мне, а не о ком-то еще.

Улыбнувшись, я отключила электронную книгу и, закрыв глаза, моментально отключилась.

Ранней пташкой стать не получилось.

Кто знает, может, и вовсе проспала бы до обеда, но Минаев решил иначе. В то воскресенье босс включил в себе новый неизведанный режим “романтика”.

– Кудривойцева, – услышала я откуда-то справа. Следом пришел невероятный запах свежесваренного кофе. – На подносе еще пирог есть. И бутерброды. Гордись мной, на твою порцию покушался Эскин.