Он зарычал! Схватился за ткань штанов в районе ширинки, оттянул ее, затряс, шипя от гнева и боли, ведь это был поистине горячий кофе, как любит Минаев.

А я, исполнив миссию по спасению бумажки формата А4, снова стала простой, не самой умной секретаршей, только и умеющей, что делать огромные глаза и шептать: “Простите, я не хотела”.

– Сядь, Кира, – похлопав меня по спине, сказал Макс, проходя к мини-холодильнику. Заглянув внутрь, он присвистнул, качнул головой и быстро вернулся к столу, протягивая боссу бутылку дорогущего шампанского. – Все, что есть. Зато его хорошо подморозило. Приложите к… месту ожога.

– Ты… – Соколов не сводил с меня бешеного взгляда, не замечая Минаева. Я, как болванчик, качала головой, тем самым отрицая любые обвинения в свой адрес. Это был несчастный случай!

– Сейчас мазь поищу… – продолжал думать вслух Макс, удерживая в вытянутой руке бутылку. – Кира, где у нас аптечка?

– Мне не нужна мазь! – прохрипел Соколов, отбирая у Минаева шампанское. – Пошла вон! – вдруг заорал он. А раньше не припомню, чтоб вообще голос повышал…

Я вздрогнула, подпрыгнула и ринулась к выходу, из последних сил сдерживая слезы. Только бы не зареветь перед ними!

– Кир, мазь все-таки поищи. У тебя же там было что-то? – спокойно, как и прежде, произнес Макс мне вдогонку.

– С пантенолом, – кивнула я. – Только не мазь. Пена была.

– Вот. Найди и неси.

– У меня нет проблем с ожогами! – снова рявкнул Соколов. – Это у тебя проблема с подбором персонала! Вон!

И я выскочила за дверь.

Часть 4

“Это конец”, – прокомментировал случившееся ошалевший от быстроты сменяемых событий мозг.

“Чтоб у него там все сморщилось”, – подленько добавила внутренняя гадина, обычно помалкивающая. Но сегодня-то день особый – она и проснулась от долгой спячки!

Усевшись за свой стол, я вдруг поняла, что так и держу в руках спасенный контракт. Приглядевшись к нему сквозь пелену наступающих слез, прочла ниже: «образец».

“Твою мать”, – вспомнил заветные слова мозг. И даже гадина солидарно кивнула. Надо же было так опростоволоситься?! Спасти образец контракта, облив горячим кофе генерального!

Что ж, однажды… лет через десять, не раньше, я буду вспоминать это и смеяться. Наверное. Но это не точно. Потому что если вернусь на работу в больнице и в квартиру родителей, то смеяться мне расхочется навсегда.

Вскочив на ноги, я заметалась по приемной.

В голову лезли видения одно хуже другого. Как я лежу в родительской квартире, в своей детской, смотрю мыльные оперы, жирею, а на обоях висит пожелтевший от времени плакат Брюса Уиллиса… И тот смотрит на меня с укором и немного с жалостью. Нет уж! Нет!

Я уже готова была вломиться в кабинет Минаева и каяться в чем угодно, при этом пытаясь утопить всех в слезах. Они поймут, что вот-вот утонут, и Соколов вынужден будет простить бедную меня. Хотя… Ведомо ли ему, что такое жалость?

И вот в тот миг, когда собиралась опустить ручку и войти, сзади покашляли. Деликатно так, но надменно. Как умела только Мариночка.

– Макс у себя? – спросила она, кривя полные губки в подобие улыбки.

– Да, но…

Договорить мне не дали:

– Отойди, Кудряшова, – приказала дочка генерального, просто отодвинув меня плечом. – Тук! Тук!

Она вошла, произнося последние слова на ходу. И замерла в метрах трех от порога, ошарашенно проговорив:

– Папа?!

Я почти уже ушла. Почти. Осторожно выглянув из-за своего укрытия, открыла рот от пикантности открывшегося зрелища. На стуле сидел Виктор Андреевич, между ног которого была зажата запечатанная бутылка с шампанским. Макс стоял рядом, сложив руки на груди и спокойно что-то втолковывая своему начальнику. Он замолчал при виде невесты, кашлянул и загородил будущего тестя. Сам же Соколов зарычал, вскочил и… весь затрясся, глядя на меня:

– Уволена! – распорядился он, взмахивая бутылкой.

Я отпрыгнула в сторону, закрыла дверь и как-то совсем обреченно пошла собирать вещи.

С днем рождения тебя, Кира.

Стоило подойти к столу, как зазвонил телефон. Мама радостно поздравила нас обеих с появлением на свет прекрасной девочки. Меня, то есть. Желала себе крепких нервов с таким сокровищем, как я, а мне быть успешной, сильной и целеустремлённой. Напомнила, что в субботу они с отцом ждут меня дома. Спросила, как настроение.

Я собрала волю в кулак и сказала, что все отлично. Подарками, мол, завалили с самого утра, сил нет отбиваться от желающих расцеловались и потискать. Но пока справляюсь.

Мама осталась довольна моей ложью. А ведь я думала, что с годами вечная нужда врать родителям проходит.

Нажав отбой, закинула смартфон в сумочку и осмотрела стол с прилегающей к нему территорией. Брать-то, собственно, и нечего. Как пришла с одной ручкой, так с ней… а нет, и там паста кончилась.

Дверь в кабинет шефа распахнулась спустя минут пять или больше. В момент, когда я решила перестать паниковать. Собралась, так сказать, с духом и несколько раз повторила про себя, что жизнь продолжается. Почти поверила. Закон подлости сработал раньше.

Соколов вышел первым. Прошел медленно, демонстративно не глядя в мою сторону.

Следом просеменила Мариночка, прижимая к бедру красный клатч и задирая курносый нос. Красивая, зараза, как ни придирайся.

Ни один, ни вторая не попрощались, покинув место моей небывалой печали.

Третьим в приемной показался Макс.

Вышел, облокотился плечом на косяк, сложил руки на груди и давай улыбаться. Последние нервы мне вытрепал своим неадекватным поведением. Уже хотела сказать какую-нибудь гадость, но он заговорил первым:

– Кудрявчикова, – выдал этот невозможный тип, – зачем тебе коробка из-под канцелярки на столе?

– Надо, – деловито ответила я, шмыгая носом в заключение.

Оторвавшись от косяка, он сам пошел ко мне. Посмотреть. Любопытный попался.

– Пустая же, – удивился начальник, – только стикеры там.

– Хоть шерсти клок, – пробурчала я недовольно.

– Это несерьезно, – Макс осмотрел мой стол. – Что, совсем взять нечего? Нормальные люди что-то более ценное забирают.

– Например? – уточнила, решив не брезговать щедростью начальства.

– Вазу тебе коллеги дарили, – не растерялся он. – Высокая такая, с нелепыми розочками.

Еще издевается, гаденыш! Знает ведь, как я к цветам отношусь…

– Мне она не нужна. Приедет новая секретарша, найдет ей применение, – процедила сквозь зубы, пытаясь выглядеть гордой, но чувствуя себя жалкой.

– А стикеры нужны, значит? – хмыкнул Минаев, не желая отставать подобру-поздорову.

– С пустыми руками нехорошо уходить, – выдала я, – примета плохая. Еще что-нибудь спросить хотели? Или мне можно продолжить сборы?

Он обошел стол, приблизился с моей стороны.

– А куда ты уходить собралась? – спросил строго. – На обед рано. Домой тем более.

Я нахмурилась. В голове заскрипели, зашевелились извилины, закипели серые клеточки. Мозг работал на пределе, и по всему выходило, что меня никто не увольняет. Но попа, предчувствиям которой я привыкла доверять, рекомендовала не торопиться с выводами.

– Меня Виктор Андреевич уволил, – сообщила доверительно Минаеву.

А сама понимаю, что ноги не держат от перегрузки. Нащупала стул, села, руки сцепила перед собой. Прислушалась к ощущениям: надежда, минут пять назад казавшаяся безнадежно почившей, приоткрыла глаз в ожидании. Оживать ей или как?

– Он и меня регулярно увольняет, – отмахнулся Макс. – Разве не знаешь, насколько вспыльчивый Соколов мужик?

Мне бы его спокойствие.

– Со мной так впервые…

– Бывает, – пожал плечами начальник. – В первый раз всегда страшно, потом привыкнешь, может, еще и во вкус войдешь.

Мне подмигнули.

– Не смешно, – взбеленилась я, устав тянуть кота за причинное место. – Вы мне прямо скажите: что делать дальше?

Макс утомленно вздохнул. Потер переносицу, постучал по столешнице пальцами и, наконец, соизволил ответить:

– Сначала с Прохоровым разберись. Из юридического отдела. Он там что-то с бумагами напутал. Посмотри во входящих. Скажи, я был зол, когда говорил об этом. Потом подтверди встречу с представителем “Сиоланы”; напомни: я сам к ним подъеду. И поторопи Раису Семеновну с цифрами по последним контрактам. Она обещала до десяти сказать, все ли там нормально. В остальном как обычно.

Я вскочила на ноги, заулыбалась как ненормальная.

– Максим Сергеевич, – прошептала, прижимая руки к груди, – правда, что ли?

– Правда, – усмехнулся он. – Но больше кофе на него не проливай. И вообще, Кир, что на тебя нашло? Ты… Странная какая-то.

– Сама не знаю, – я нервно покрутила пуговицу у горловины блузки. – В любом случае исправлюсь. Честное слово.

– А с глазами что? – не отставал Минаев.

– А что с ними?

– Красные. Воспаленные.

– Не накрасилась, – пожала плечами и отвернулась. Вперив взгляд в потемневший монитор, старательно гнала от себя гнетущие мысли. – Решила ходить вся естественная. Разве это запрещено?

Макс, вместо того, чтоб уйти, схватил меня за подбородок и заставил повернуться к нему лицом.

– Кир, мы вроде все обговорили насчет случившегося, – сказал он тихо. – Мне показалось, что ты сама заинтересована в том, чтобы сделать вид…

– А при чем здесь это?! – поразилась я, отстраняясь и делая шаг назад. Уткнулась пятой точкой в столешницу, поморщилась. – Меня по-прежнему все устраивает. Как есть. То есть как было. До того…

– Я понял.

Минаев медленно осмотрел меня с ног до головы, развернулся и пошел к себе. Но, не дойдя пары метров, остановился. Спросил, обернувшись вполоборота:

– Значит, все как всегда? Работаем и никаких недопониманий?

– Угу, – я смахнула несуществующую пыль со стола.

– Ну, хорошо. Меня это устраивает. Если тебя устраивает.

Сердце пропустило удар. Часть прежде вполне дееспособных извилин в мозгу выпрямились, заставляя проблеять нечто бессвязное. При этом я кивала и зачем-то открыла ящик стола. Посмотрела туда, закрыла и уставилась на Макса.