Полозов улыбнулся. И фамилия у неё почти родственная.

22.

XXII. КосовыМитя проснулся. Простынь скомкалась, скрутилась, от страха и тревоги бухало сердце. Кошмар повторился уже второй раз, во сне он падал и знал, что падение несёт смерть.

Из соседней комнаты слышались голоса матери и сестры. Они ругались каждое утро со дня приезда. Что не поделили?

Косов привёл в порядок постель и вышел, пожелав доброго утра.

Сестра не ответила, плакала, уткнувшись в подушку. Мама в кухне готовила чай.

― Митя, ты будешь завтракать? Я купила свежий батон, могу сделать бутерброды с сыром.

― Давай, пойду, умоюсь. И нам надо поговорить наедине.

К мнению матери Митя прислушивался всегда, она плохого не посоветует. Он больше не мог носить в себе груз вины перед Леной Нега. Ему было ясно, откуда эти кошмары.

У него нашлось время подумать и осознать, что произошло. Приходилось признать, что он далеко зашёл, поступил плохо. Да что там! Гадко и подло.

И как теперь поступить? Как исправить содеянное? Извиниться придётся, это без обсуждений понятно, только как это сделать?

Сказать, что его заела совесть, значит, соврать. Он находил себе оправдание.

В тот момент он был в ярости, не контролировал себя, хотел отомстить.

Виноват частично и отец Лены, если бы он не выкинул их из квартиры, как шелудивых котят, может, ничего бы и не случилось.

― Что с Олькой? ― Митя налил чай, помешал ложечкой сахар и откусил булку с сыром.

― Мы сами разберемся, ― безмятежно пожала плечами Вера Степановна, истерика дочери её не волновала.

― Как знаешь.

Вот бы всё женщины были такими, как его мать! Она никогда не втягивала Митю в женские разборки, в свое время её муж так воспитал. Отца все слушались, по струнке ходили.

Мать и сын мирно пили чай, из ванны доносились завывания Ольги. Стены в квартире были тонкие, слышимость отличная.

― Да что с ней такое?

― Твоя сестра не понимает, что ей пора устраивать свою жизнь, пора стать самостоятельной.

― Чем я могу помочь?

― Если только устроишь ей партию. Оказывается, в нынешний век это сложно.

― Не знаю, смогу ли. Разве что на выпускной с собой возьму, раньше не получится. Сама понимаешь, не могу я приглашать приятелей в нашу убогую квартиру.

― Бери её на встречи с друзьями.

― Что-то не слишком часто меня приглашают, - поморщился Митя.

― Всё устроится, - похлопала Вера Степановна сына по руке.

― Новый год будешь дома встречать?

― Где же ещё? Идём ко мне?

Митя разволновался от предстоящего разговора, даже голос сел.

Оленька полотенцем сушила волосы. Вода смыла все её беды, она чувствовала себя опустошённой. Обида на родных отступила. Приходилось смириться с тем, что они эгоисты и им нет дела до неё. Жили бы у отчима, и не было проблем.

Оля скучала по своей большой комнате, где было так уютно, так нарядно устроено, и по вкусным обедам, что готовила Лена. Она впервые подумала, как умудрялась Лена все успевать? В доме была чистота, порядок, тёплая атмосфера. Откуда у сводной сестры было столько сил?

Их квартира была в два раза меньше, а она потратила весь день на уборку, устала, сломала ноготь, и маникюр, за который отдала последние деньги, оказался испорчен.

Слезы закапали снова, и она поспешно промокнула лицо полотенцем. Мама права, пора взрослеть. Оля за всю жизнь столько не плакала, сколько за этот месяц.

Митя и мама зашли к нему и закрылись. Оля подкралась к его комнате, приложила ухо к дверной коробке, она ещё в детстве обнаружила, что так лучше слышно.

― Так, о чём ты хотел посекретничать?

― Тебе лучше присесть, мама.

― Мне удобно и здесь, говори.

― Я не знаю с чего начать.

― С чего захочешь, я слушаю.

― В утро переезда, если помнишь, я был поранен. Это Лена нанесла царапины ногтями.

― Не понимаю, - замороженным скрипучим голосом проговорила Вера Степановна.

― Что ты не понимаешь? - вспылил Митя, - я пытался её добиться, но получил отпор!

― Добиться? Это так теперь называется изнасилование? - звенящим от голоса фальцетом уточнила мать.

Раздалось пару шагов и донесся звук пощёчины.

- Мерзавец!

― Прости меня!

― Ты подонок! Я надеялась, что вырастила мужчину, защитника, опору. Отец в гробу переворачивается. Как ты мог так поступить с Леной? Она для нас делала все. Она для нас все делала! Ты думаешь, я не видела, как она на нас пахала? Ты так её отблагодарил?

― А ты? Что же ты ей не помогала? - язвительно уточнил сын. Рука у мамаши оказалась тяжёлой, и он не думал, что разговор примет такой оборот.

― Молчать! Как ты мог? Как ты мог? Неужели в тебе нет хоть капли порядочности? Или ты трусишь, что она подаст на тебя заявление? Что с тобой не так?

― Меня злость взяла, что нас вышвыривают как котят!

― Злость? Чья в этом вина? Ты уже пробовал с ней так поступить! Жаль, что Лена мне не сказала ещё тогда, я бы тебя из дома вышвырнула! Я тебя видеть и слышать не могу!

― Мама, что мне делать? - глухим голосом спросил Митя.

― Прощения у неё вымаливать!

Оленька метнулась к своей кровати, делая вид, что застилает покрывало.

Дверь открылась. Вера Степановна была неестественно бледна.

― Мама, тебе нехорошо? Что случилось?

― Не волнуйся, - мать прошла в кухню.

Она достала из холодильника початую бутылку коньяка, налила стакан и залпом выпила. Кошмар, худший оттого что это был её сын, обрушился на неё.

Она, ещё тогда [саша1] начинающая актриса гуляла с подружкой в парке у Адмиралтейства. То время было волшебным. Ей дали мизерную роль, Вера готовилась, наизусть выучила три фразы, изредка повторяла, когда вдруг в испуге думала, что забыла.

Вечер обещал быть чудесным, девушки хороши собой, молоды, успешны, привлекали взгляды парней.

Бравые военные парни не могли пройти мимо. Так и познакомились.

Косов был на голову выше Веры, крепыш, галантен, он понравился девушке. В те времена военных в форме было много на улицах города, и они всегда нравились Вере. Имени второго парня Вера не помнила.

Косов немедленно сделал ей предложение, и они вскоре поженились. Оба были девственниками, первый интимный опыт оказался неудачным, и с тех пор всю жизнь Вера Степановна ненавидела эту сторону семейной жизни. Мужа она уважала, терпела, но не любила, не любила себя, за то, что была слабой и не слишком любила детей, они мешали карьере. Пожалуй, любила лишь театр, там она могла быть разной, смелой, сильной ― какой угодно, но не Верунчиком Косовой.

Ивана и Лену она не могла полюбить, но уважала их за доброту и трудоспособность. Через себя она переступить не могла, чтобы как-то приголубить девушку, но старалась хоть чему-то научить падчерицу, в силу своего разумения.

Поступок Мити в отношении Лены был мерзким, нечистоплотным, и Вера Степановна с пониманием отнеслась к решению Ивана выгнать их. Она бы тоже так поступила, если бы на её дочь совершили покушение. Тогда она Митю оправдала тем, он молодой мужик, а рядом красивая девушка, хотя было слишком неприятно осознавать, что это её сын.

Вера Степановна стояла у окна в кухне, смотрела на заснеженные деревья, но не видела их. Коньяк не помог.

Чувств, кроме брезгливости, никаких не осталось.

Косов всю жизнь вбивал ей в голову, что мужчина всегда прав, и надо ему подчиняться, но сам он был честным человеком, порядочным. Сейчас она с ним не соглашалась. Мужчина не всегда прав.

Она выпрямила спину, вышла из кухни, подошла к двери сына и постучала.

― Да! Войдите.

Вера Степановна вошла, с презрением и брезгливостью оглядела сидевшего перед ней молодого мужика, который лицом так походил на неё.

― Я потерплю твоё присутствие до твоего распределения, больше не желаю тебя знать. Сегодня, ближе к вечеру поедешь молить у Лены прощения. Исходя из прошлых лет, все собираются где-то к одиннадцати вечера, ты должен прийти раньше, чтобы не устраивать сцены при гостях. Не знаю, какие слова ты найдёшь, но лучше тебе постараться всё исправить, может, Бог тебя простит.

Вера Степановна вышла, плотно прикрыв дверь, прошла к своей кровати, отделённой от кровати Оли ширмой, села и долго смотрела в окно.

Оленька пряталась в ванной, оглушённая новостью, о которой узнала, верила и не верила в то, что услышала. Её Митька, её брат оказался насильником! Безупречный. Ни одного пятнышка. Она мечтала, чтобы её муж был таким же строгим, но добрым и отзывчивым.

Весь мир рушился. В душе она лелеяла мечту, что Лена или отчим одумаются, позовут их к себе, но теперь надежда исчезла. И как теперь относиться к брату? Она все ещё его любит? И стоит ли ей опасаться его?

Она поспешно оделась и вышла на улицу, дома было как в склепе. Тихо, холодно и страшно.

На скамейке у дома сидели два парня, один из них был Серега из соседнего подъезда.

― О, какие люди! Олька, ты меня не помнишь? Вместе в школу бегали, я Сергей, - поднялся он, улыбаясь.

― Помню, конечно! Ты мне рюкзак носил, - обрадовалась Оленька, все лучше, чем дома сидеть.

- Ты так здесь и живёшь с родителями? Чем занимаешься?

Сергей помрачнел, но всё же ответил.

― Да, здесь живу. Работаю в трамвайном депо, укладчиком рельсов, да, знакомься, это Валентин, тоже сосед, только из дома напротив.

Валентин поднялся, огромный, пухлый, чем-то напомнил Оленьке Пьера Безухова. Она всех своих знакомых сравнивала с литературными персонажами или писателями, поэтами, так легче было запоминать.