События ночи не укладывались в моей голове. Словно в ледоход, они шли огромными глыбами, налетая друг на друга, скапливаясь, голова трещала и раскалывалась от непомерной тяжести, так, что хотелось отстегнуть её и положить рядом. Я чувствовала, что мне просто необходимо каким-нибудь образом расслабиться, отключиться хотя бы ненадолго.

Я легла на кровать и попыталась обмануть себя, решив, что подумаю об этом потом, посплю и подумаю. Но сон не шёл. Видимо, давало о себе знать отупение, в которое я провалилась после звонка Ники. Обрывки мыслей, воспоминаний, какие-то картинки крутились в моей голове каруселью ледяных глыб. Я не могла спокойно ни лежать, ни сидеть, и всё тело вдруг начало будто зудеть. В конце концов, натянув одеяло на колени, я уселась в кровати: «Как она могла?.. Что теперь с ней будет?» И ещё какая-то тяжёлая мысль висела в моей голове, на дальних слоях сознания, и мешала своей тяжестью сосредоточиться.

Постучали, и в дверь вошёл Илья. Встретившись со мной глазами, он кашлянул и нерешительно остановился у двери.

– Я только на минутку. Зашёл узнать, как ты себя чувствуешь…

Я молча смотрела на него. Он снял обувь и подошёл ко мне. Присел на кровать рядом. Я спросила:

– Я ведь тебе нравлюсь? – А он повернулся и стал меня целовать.

И вдруг стало темно, и в темноте всё куда-то понеслось, неизбежность и отвращение, всё могло быть не так, всё должно было быть не так, всё снова неправильно и несправедливо, и – как же мне хотелось праздника!.. И вот мы уже лежим на кровати, я плачу, а он гладит меня по спине, и больше всего мне хочется, чтобы он ушёл.

– Уходи.

Он послушался. Дверь закрылась с мягким стуком, и стало ещё хуже.

Я встала с кровати и как была, голышом, заперла дверь. Сунула в рот таблетку снотворного. Все мысли куда-то делись, голова опустела. Снотворное отключило сознание, как свет в комнате.


Проснулась я с головной болью и смутным ощущением, что слышала стук в дверь. Я включила телефон, и мне тут же пришло три смс. Два о том, что Леон и Лида звонили мне каждый бесчисленное количество раз, последний раз – час назад, второе от Леона, в котором он писал, что сегодня концерт начнётся раньше, он не достучался до меня, поэтому уходит на поляну. «Проснёшься – звони, – писал он, – или приезжай, если найдёшь на чём». И тут на меня нахлынули события ночи, мне снова захотелось заснуть и не просыпаться как можно дольше. Из-под подушки торчал лифчик – бретелька выскочила из зажимов и свисала с кровати плетью. Я вспомнила обязательство не рассказывать никому о случившемся и несколько раз повторила: «Никому, – даже Леону – никому, никому…» А события ночи теснились во мне и душили. Всё время хотелось забыть их. Выкинуть из памяти, включить какую-нибудь заморозку, чтобы перед глазами не вставало лицо Ники, фигуры людей в форме, в ушах не возникал то и дело далёкий зов: «Очнитесь… Эй, очнитесь…», и сразу за этим – усталый голос врача, диктующего медсестре параметры осмотра тела; рассеивающаяся темнота за окном; листок бумаги, на котором я ставила подпись, казавшийся жёлтым; обонятельная галлюцинация – запах нашатыря… И главное – ужас, он упал на меня, словно дождь, сверху, извне, и мгновенно проник в каждую пору тела; стал опытом, который надо было принять, чтобы потом переварить и свыкнуться с ним. И на фоне этого опыта секс с Ильёй показался мне таким смешным и жалким фарсом, что меня передёрнуло от стыда. Я не дала себе возможности погрузиться в переживания: надо было двигаться, что-то делать, куда-то идти; доживать этот чёртов фестиваль до конца. Я не могла представить, как буду себя вести, когда выяснится, что Ника с Николаем исчезли, и была даже рада, что Леон и Лида ушли. В любом случае нужно выглядеть непринуждённо и естественно, когда все будут удивляться, и я решила для начала выпить чая.

Когда я спустилась вниз, то увидела, что ночной персонал сменился; за стойкой внизу была другая девушка, она с приветливо-несведущей интонацией поздоровалась со мной. Я напилась чая в столовой, его принесла официантка с выражением лица сосредоточенным и немного сонным. Я спросила её, не видела ли она моих друзей, но она улыбнулась и покачала головой:

– Столько народу… Я не запомнила.

Подумав о брате, я вспомнила и про свою травму. Лучше б не вспоминала, потому что голова тут же начала болеть, и я знала, что теперь она болит уже не оттого, что я ударилась, и даже не оттого, что мы с Ильёй занимались экспресс-сексом (как это ещё можно назвать?). А потому, что сегодня ночью Ника убила Николая. Всё вокруг воспринималось выпукло, как через увеличительное стекло. Пахло утренней свежестью.

Я расплатилась и вернулась в номер. Вместе со мной на этаж поднимались двое мужчин. Они обогнали меня, и, проходя мимо, один из них взглянул на меня спокойными светлыми глазами и улыбнулся. Хотя ничего об этом не говорило, в его взгляде мне почудилось напоминание о минувшей ночи. Когда я подошла к своему номеру, дверь неожиданно распахнулась, и уборщица с шваброй и ведром задом вышла в коридор. Я пропустила её и попросила не закрывать. Женщина вздрогнула:

– Как же вы меня напугали!.. – Повернулась, и по её глазам я поняла, что кто-то из персонала уже проболтался. Примерно через час ко мне пришли Леон и Лида. Брат нёс пакет. Он поставил его на пол у двери. Они сняли обувь и подошли ко мне. Лида села в ногах, а Леон принёс от окна стул и уселся на него.

– Были на выставке национальных культур. Очень зрелищное мероприятие, – сообщил Леон. – Предметы быта, образцы интерьера, посуда, украшения, разные инструменты, всё описано, объяснено зачем, для чего. Фотографии… Очень интересно. Очень.

– Жалко, что тебя не было с нами, – сказала Лида. – Как ты себя чувствуешь?

Я присмотрелась: она была сама не своя. Опрокинутое лицо, едва заметная горестная складочка у губ, равнодушный голос… Из неё словно ушла вся энергия. Брат тоже был какой-то странный: суетливый, и взгляд, перебегающий с предмета на предмет… Знают, подумала я, кто-то уже рассказал им… но почему не говорят об этом? Почему не спрашивают?

Я решила дождаться, пока Леон или Лидка сами заговорят о Нике.

– Что ещё там было?

– Открытый областной фестиваль-конкурс композиций из цветов… Обалденно красиво.

– Какие-то вы странные… – не выдержала я. Села, подложив под спину подушку. – Что-то случилось?

– Ничего не случилось. – Лида пожала плечами и отвернулась.

– Арсений не ночевал в гостинице, – объяснил Леон и посмотрел на Лиду. – Прислал смс «Прости меня» и отключил телефон. Лиде прислал, не мне. У тебя есть номер Юли Маковичук?

– Нет.

– Как твоя голова, Несмеянушка? – спросил он, наклонившись, и поцеловал меня в лоб.

– Ноет.

Лида неожиданно засмеялась. Леон покосился на неё.

– Я не устаю радоваться, что вот эта мадемуазель была в достаточной степени пьяна и тормознута. Иначе она бы точно набросилась на Нику в ответ. И я не поручусь, что обошлось бы без кровопролития.

Нет, они не знали о том, что случилось ночью. Я вздохнула с облегчением. Попыталась сосредоточиться, вернуться в события, которые были общими для всех нас. Вдруг вспомнила грязную одежду Ники и царапину на её щеке, когда она приходила ко мне ночью просить прощения.

– Ты не знаешь, куда Ника убежала после того, как ударила меня? – спросила я Лиду.

– Так ты не в курсе? – Лидка подняла брови. Вид у неё был измученный.

– Она вызнала, где остановилась Маковичук, добралась туда – ума не приложу как, потому что, по-моему, ни одного трезвого водителя в округе не было, – и заявилась в «Лесную сказку». Там она бегала по территории и орала под окнами, как мартовская кошка. Вызывала Юлю.

– Что?

– Представь себе.

– Сумасшедший дом, – сказал Леон.

– Юля Маковичук не хотела скандала. Она вышла, и Ника набросилась на неё с кулаками.

– Что?!

– Едва не покалечила звезду. Она в тот момент оказалась одна, без своих бульдогов. Арсений выскочил и схватил Нику, но тут она стала падать, терять сознание и таки упала. На крыльце Юли Маковичук лежит распростёртая Ника Голубева… Драматическая сцена!

– А потом? Что было потом?

– Арсений высказал ей всё, что думает. Это, наверное, прозвучало очень убедительно.

– Да уж…

– Тогда Ника стала рыдать. Она завывала во весь голос, и из других домиков стали выходить люди. Она голосила так, будто у неё кто умер, даже больше – будто её саму мучают, избивают, убивают, может, даже.

– Откуда вы знаете?

– От Арсения. Я видел его утром. Его привезли на Юлиной машине, чтобы он забрал свои вещи. Такой милый мажорчик.

– Как они смогли заставить её уйти?

– Вызвали нашего старого знакомого – председателя Илью. И он быстренько, без шума и пыли схватил рыдающую Нику в охапку, погрузил в машину и доставил в гостиницу. Прямо в номер, на руки мужу.

– А Николай? – с неприятным холодком внутри спросила я.

– Не знаю. – Лида равнодушно пожала плечами. – Илья постучал, муж открыл дверь. «Это ваша жена?» – спросил Илья. – Тот говорит: «Моя». Илья: «Она плохо себя чувствует, я помог ей дойти». И ушёл.

Значит, после того, как Илья привёз её из «Лесной сказки» и отвёл в номер, Ника убежала от Николая и пришла ко мне. Вряд ли Николай встретил её добром – в таком-то виде и после всего, что он натерпелся с ней… Какого же чёрта она к нему вернулась?!

– Э-эй, ты здесь? – окликнул меня Леон. Я очнулась и сказала:

– Молодец Юля. Не побоялась огласки.

– Ну, теперь Ника точно уедет. Думаю, что после сегодняшней ночи она уже не думает, что у неё есть хоть какая-то надежда на отношения с Арсением.

«Да, она думает теперь совсем о другом», – отрешённо мелькнула мысль. От напряжения у меня закружилась голова. – А что Арсений? Как он к этому отнёсся?

– Острит, хохочет каждую минуту. Всё это кажется ему очень смешным. Он всегда в начале отношений такой: весёлый, лёгкий. Совершенно неадекватный. Его как будто несёт, реальность для него не существует. Так и наши с ним отношения начинались.