Я слегка смеюсь, и мы проходим на кухню. Стол уже накрыт. Когда мы садимся, в помещение входит отец Ильи. У него в отличие от мамы Тока возраст очень даже заметен. Редкие седые волосы, очки. Лет под 60.

— Пап, это моя девушка Ксения. Ксюша, это мой отец Илья Ильич.

— Очень приятно, — говорю ему с улыбкой.

— Взаимно, — бросает мне дежурно и проходит к своему месту. Ему сейчас явно не до меня.

Домработница накладывает нам еду и удаляется. Это немного необычно. Хотя практически у всех моих клиентов была прислуга, все равно я сейчас чувствую себя немного странно. Наверное, потому что это дом именно Ильи. К нам в квартиру хоть и приходит домработница раз в неделю, готовим мы сами. И уж тем более сами накладываем себе еду.

— Вы были одноклассниками, да? — Спрашивает мама Ильи.

— Да, мам. Может, ты помнишь, я сидел за одной партой с Ксюшей все 11 лет.

— Смутно припоминаю, что была девочка Ксюша, которая нам звонила на домашний телефон и диктовала тебе решение уроков.

— Да. Вот это та самая Ксюша.

Мама Ильи продолжает мне улыбаться, но от меня не ускользает тот факт, что она сейчас проходится по мне придирчивым взглядом.

— Очень рада увидеть тебя, Ксюша. А как вы снова встретились?

— В ресторане случайно столкнулись два месяца назад.

— Судьба — не иначе, — его мама слегка смеется.

— Я тоже так думаю, — отвечает ей Ток.

— Давайте за встречу выпьем, — отец Ильи тянется разлить вино по бокалам.

Мы ударяемся стеклом, и я делаю небольшой глоток.

Мама Ильи продолжает аккуратно меня изучать. Не пялится в открытую, а слегка бросает взгляды. Но я то прекрасно понимаю, что они означают. Она проходится глазами по моей идеальной укладке, по моему свежему маникюру, задерживает взгляд на блузке от дорогого известного бренда. Потом смотрит на мое лицо, которое после вчерашнего визита к косметологу выглядит идеально. Судя по легкой довольной улыбке, мой внешний вид ее удовлетворил.

— Ксюша, чем ты занимаешься? — Спрашивает его мать.

— Я переводчик с английского, немецкого, испанского и итальянского.

Она слегка удивляется.

— Как интересно. И где именно ты работаешь?

— В фирме, которая занимается переводами.

— Что ты переводишь?

— Все, что потребуется. Статьи, книги, документы… Иногда работаю синхронным переводчиком на встречах или конференциях с иностранцами. Но это бывает не часто.

— Ты случайно не в лингвистическом имени Мориса Тореза училась?

— Да, именно там.

— Моя двоюродная сестра там преподает.

Делаю удивленное лицо.

— Да? Как ее зовут? Может, она была у меня.

— Анна Викторовна Маляева.

Закатываю глаза к потолку.

— Не помню такую.

— Еще бы! — Встревает Илья. — Всех преподов не упомнишь. Они же чуть ли не каждый семестр меняются. У нас в Гарварде по крайней мере так было. Мне кажется, я сейчас даже половины из них не узнаю, если встречу на улице.

— У нас тоже постоянно менялись, — вторю ему.

На самом деле дело дрянь. Надеюсь, его мамаша не решит навести про меня справки у своей двоюродной сестры. Я до сих пор не знаю, как Шанцуев так обставил, что я получила настоящий, не поддельный, диплом. Но вроде у него есть влияние практически на всех ректоров столичных вузов. Всем девчонкам-шпионкам всегда выдавали настоящие дипломы.

Мы завершаем ужин за непринужденной беседой. Ангелина Витальевна еще немного меня пытает, спрашивает про родителей. Я честно отвечаю, что они давно погибли, и читаю в ее глазах сожаление. Отец Ильи почти не говорит и на меня даже не смотрит. Погружен в свои мысли, и нетрудно догадаться, какие именно.

После ужина Илья проводит мне экскурсию по дому. Я сразу обращаю внимание на то, что почти везде стоят видеокамеры: в гостиной, в коридорах, в библиотеке, в спортзале, на террасе. Потом Илья ведет меня в свою комнату. Она у него на третьем этаже.

— Вот тут я жил, когда учился в школе и приезжал на каникулы из Гарварда.

Я оглядываю спальню. Довольно большая в светлых нейтральных тонах. Двуспальная кровать с тумбочками по бокам, шкаф, большой письменный стол с компьютером, несколько книжных полок. Я подхожу к одной из них и смотрю на корешки книг. «Гарри Поттер», Дэн Браун, Сэлинджер, Диккенс, Джек Лондон…

— Ты же вроде бы не очень любил литературу в школе. — Меня все-таки удивляет наличие аж целых двух полок у Тока.

— Я не любил то, что мы проходили по школьной программе.

Илья подходит ко мне сзади и обнимает за плечи.

— У тебя тут целое собрание «Гарри Поттера». Никогда бы не подумала, что он тебе нравится.

— Я прочитал все книги три раза.

Я не могу сдержать смеха.

— А какие ты книги любишь, Ксюш?

— Мне Бальзак всегда нравился. Диккенса тоже люблю, особенно «Большие надежды». Еще любовные романы того времени: Джейн Остин, сестры Бронте… Мой самый любимый роман от Эмили Бронте «Грозовой перевал». Из русской литературы Пушкин, Толстой. «Войну и мир» я прочитала полностью, все четыре тома. Но поклонницей «Гарри Поттера» я никогда не была.

На другой книжной полке в ряд стоят наши школьные учебники. С ними же стопка тетрадей на 48 листов.

— Смотри, что у меня сохранилось, — Илья тянется к одной из тетрадей. Открывает последнюю страницу, и я вижу, что она полностью исписана игрой в крестики-нолики.

Я не могу сдержать улыбки, когда узнаю свою любимую гелевую ручку с фиолетовыми чернилами. Мы с Током играли в крестики-нолики на скучных предметах типа ОБЖ или биологии.

— Зачем ты это хранишь? — Я чувствую, как мой голос слегка дрожит.

— Не знаю. Как-то рука не поворачивается выбросить.

Илья возвращает тетрадь на место и снова меня обнимает. Я обвиваю его шею руками и прижимаю голову к груди.

— Ксюша, как же я мог не замечать тебя, когда ты была так близко?

— Тогда я была не такой, как сейчас.

Мне почему-то больно это говорить. Мне почему-то больно осознавать, что на самом деле Ток любит не меня настоящую, а тот образ, который я умело себе создала. Когда я была настоящей, он не обращал на меня никакого внимания. На самом деле Илья любит глазами. В школе он был влюблен в первую красотку Яну Селезневу. Сейчас он влюблен в меня, но только лишь потому что теперь я профессиональная обольстительница.

— Нет, ты не права. Ты такая же, как тогда. У тебя те же волосы, те же глаза, тот же голос. В тебе нет ничего искусственного. Это ты, Ксюша. Та самая девочка, с которой я 11 лет сидел за одной партой.

— Девочка, с которой ты сидел за одной партой, была неприметной серой мышью.

— А теперь стала прекрасным лебедем. Но это все равно ты, Ксюша, и даже не спорь со мной. Мне со стороны виднее. И у тебя, кстати, даже запах не изменился. Я хорошо его запомнил тогда в саду, когда целовал тебя. И именно он же меня в тот момент и свел с ума.

Это неожиданное признание. Я отрываю голову от его груди и смотрю прямо в глаза.

— Почему ты это сделал тогда в саду?

Я ни разу не задавала Илье этот вопрос. На самом деле ответ очевиден — он был пьян, его в очередной раз отвергла Селезнева и тут под руку подвернулась я, вечно в него влюбленная. Но я хочу услышать это от него.

— Я сам не знаю, Ксюш. Я задавал себе этот вопрос тысячу раз. У меня нет на него ответа. Но я помню, что в тот вечер я следил за тобой боковым зрением. Ты все время сидела на диване, а потом куда-то ушла. Я подумал, что ты уехала, но все равно пошел тебя искать. И обнаружил в саду. Я не сразу с тобой заговорил, я еще какое-то время просто наблюдал за тобой со стороны. Ты стояла, скрестив руки, и смотрела на небо. И мне до ужаса было интересно узнать, о чем ты думаешь.

— Я думала о своих родителях. — Я медлю мгновение, но задаю еще один интересующий меня вопрос. — Почему ты написал мне то сообщение и добавил меня в черный список, чтобы я больше не могла тебе написать?

Илья тяжело вздыхает.

— Этот вопрос я тоже задавал себе тысячу раз. И у меня тоже нет на него ответа. Но когда спустя время до меня дошел весь ужас того, что я наделал, я стал тебя искать, чтобы извиниться. Но ты удалила свою страницу из ВК, не отвечала на домашний телефон и больше не жила в своей квартире.

— Что бы тебе дало это извинение? Даже если бы ты меня нашел.

— Не знаю… Но я очень хотел тебя найти. Ты не поверишь, но я еще ни разу в жизни ни перед кем не хотел так извиниться, как перед тобой. Я сам даже не думал, что возможно такое рвение покаяться перед кем-то.

Этот разговор очень откровенен, и мне немного не по себе. Я действительно читаю в глазах Ильи раскаяние, вот только уже ничего не изменить. Я потеряла ребенка, стала бесплодна, превратилась в беспощадную машину. И все из-за него.

— Ладно, Ток, хватит. Какой-то грустный разговор у нас с тобой сейчас.

— Давай ляжем уже спать? Я не высыпался всю неделю.

— Давай.

Мы идем по очереди в душ и ложимся в постель, где моментально засыпаем. Я сама не заметила, в какой момент меня перестали раздражать объятия Тока. Если поначалу я не могла из-за них уснуть, то теперь мне так тепло и уютно в руках Ильи. Обожаю засыпать под запах моря, которым пахнет его грудь. Так я могу мыслями снова оказаться на Мальте.


На следующий день мы встаем в обед, перекусываем и начинаем ждать гостей. Максим с Кристиной и Мишей приезжают в три часа. Они уже знакомы с родителями Ильи, особенно Кристина. Мать Тока тут же бежит расцеловать девушку и погладить ее по животу.

— Ну и кто у нас тут? — Улыбаясь, спрашивает Ангелина Витальевна.

— Девочка, — на глазах Кристины выступают слезы счастья.

— Как это прекрасно, моя дорогая!

Самойловы здороваются со мной, но Максим с Ильей и его отцом тут же спешат уединиться где-то наверху. Я с Ангелиной Витальевной, Кристиной и Мишей сижу в гостиной и веду непринужденную беседу о детях и материнстве. Ну как веду. Мать Тока и Кристина говорят, а я поддакиваю и улыбаюсь. Мне нечего им сказать на эту тему.