У Булаткина в отличие от меня вечер прошел более удачно. Он зашел ко мне вечером, чтобы вернуть стопку моих сочинений, и рассказал, что Камышина оказалась очень сговорчивой и готовой на все.

– Что, прям совсем на ВСЕ? – не поверила я, вспоминая эту миниатюрную девчушку.

– Эм… Ну да, – как-то неуверенно отозвался Антон.

Что-то в его поведении показалось мне неестественным. Я решила дожать.

– Колись давай, вижу, что что-то недоговариваешь.

– Да нет, ты что, все нормально.

Я знала друга как облупленного. Он совершенно не умел врать.

– Антон, – не отставала я.

– Ну, ладно-ладно. Только обещай никому не говорить, – сдался он.

– Обещаю, говори уже.

– Короче, я вчера тоже очень жестко напился. Прям вообще. До беспамятства.

– И?

– И я не помню.

– Чего не помнишь?

– Не помню, на все согласилась Камышина или не на все, – раздраженно отозвался он.

– Не помнишь, был ли у тебя секс? – воскликнула я, еле сдерживая смех.

– Да тише ты! – утихомирил меня Антон. – Помню, что у нас все шло к этому. Я трогал ее… Ее холмики. Снимал с нее джинсы.

Я прыснула. Человек, который называл женскую грудь "холмиками" по определению должен был быть девственником.

– И что дальше? – спросила я, пытаясь сохранить серьезность, потому что Булаткин выглядел очень озабоченным.

– А дальше ничего. Как отрубило.

– А ты не пробовал с ней поговорить? Узнать, что между вами произошло?

– Саш, ну как ты себе это представляешь? Есть вероятность того, что для нее это тоже было в первый раз! Какого бы тебе было, если бы после этого оказалось, что парень ничего не помнит?

– Ну, если это все-таки было, то вряд ли для нее это было в первый раз. Иначе она бы так скоро не согласилась.

– Не суди людей по себе, у всех разные понятия. Могло же быть такое, что она просто не смогла противостоять нашей страсти?

– Не смогла противостоять вашей страсти и твоей умопомрачительной сексуальности, – рассмеялась я.

– Тебе вот смешно. А для меня это очень важно. Понимаешь, если у нас с ней было, то я должен вести себя соответствующим образом. Я должен…

– Жениться на ней? – подсказала я с громким хохотом.

– Иди ты, – надулся Антон.

– Ладно, Антош, извини. Давай серьезно. Ты не помнишь, спал ты с Витой или не спал. Дело, конечно, дрянь. Но выход есть. Предлагаю просто понаблюдать за ней и общаться пока нейтрально. Я думаю, ее поведение само выдаст правду.

– Да, это разумно, – согласился Булаткин. – Буду себя вести тактично, в меру заинтересованно, чтобы прощупать почву и не выдать себя.

– Вот именно. И все решится само собой, – я похлопала друга по плечу.

Булаткин принял приглашение моей мамы остаться на ужин, а после еды досмотрел со мной фильм "Предложение". Я пересматривала его уже раз третий, но мне по-прежнему было смешно, особенно от едких комментариев Булаткина.

Проводив Антона, я быстро просмотрела уроки на завтра. Подготовки требовала только история, но меня не должны были спрашивать, ведь я отвечала на прошлом уроке. Поэтому я просто легла спать.

Засыпая, я услышала звук входящего сообщения. Протянув руку к телефону, прочитала: "Ты вчера уехала не попрощавшись. Не спишь? ". Номер был неизвестный, но я тут же догадалась, кто отправитель. Выходит, Влад действительно дал Стасу мой номер. Я не ответила, пускай думает, что я сплю.


Глава 8


Всю следующую неделю Антон пытался прояснить, насколько далеко зашли его отношения с Витой Камышиной. К его сожалению, девушка общалась с ним ровно и совершенно спокойно, поэтому он никак не мог понять, что же в итоге произошло между ними в Залесном.

Сидя в столовой, он не мог говорить ни о чем другом и гипнотизировал взглядом Виту, которая сидела в паре столов от нас.

– Посмотри на нее. Что ты видишь в ее взгляде? – спросил он.

Я подняла глаза на Камышину. Девушка хоть и поглядывала в нашу сторону, но по большей части ее внимание занимала тарелка с супом, стоящая перед ней.

– Голод? – предположила я.

– Сексуальный? – тихо уточнил Антон.

– Да нет, обычный! – я закатила глаза. – Для человека, который на данный момент наполовину девственник, ты слишком самоуверен.

Антон вздохнул и принялся лениво ковыряться в своем картофельном пюре, при этом не спуская с Виты глаз.

В среду Ада оповестила Совет старшеклассников о том, что Ревков будет выступать на новогодней дискотеке. Услышав эту новость, Светлана Викторовна похвалила Аду за упорство, а потом с улыбкой напомнила Максиму Муслимову, что теперь он должен отвести Аду в ресторан. Максим был как всегда спокоен и ответил, что с удовольствием выполнит свои обязательства.

Он пригласил Аду в довольно дорогой ресторан под названием "Нектар". Подруга с нетипичным для нее воодушевлением собиралась на встречу. Перемерив сотню своих нарядов, она решила, что ей совершенно нечего надеть, и заставила меня принести ей мое изумрудное атласное платье.

Сидя на ее кровати, я ела приготовленные мамой Ады пирожки с яблоками и пыталась увернуться от ударов пластикового меча, которые мне наносила ее младшая сестра Рая.

Я ничего не имею против детей в принципе, но эта маленькая девочка казалась мне невыносимой. Мало того, что она пихала свое хоть и пластиковое, но все равно довольно острое оружие в ребра и бока, она еще и повторяла за мной каждое мое слово.

Эта игра с самого детства раздражала меня, поэтому я решила смириться с ее нападками и молчать, надеясь, что Рае вскоре надоест меня мучить. Но ребенок был совершенно неугомонный, и когда рассерженная Ада выставила сестру за дверь, та разразилась душераздирающим плачем.

В конце концов, оставшись наедине с подругой, я постаралась вывести ее на чистую воду:

– Ад, вот я не понимаю. Тебе все-таки нравится Макс или нет?

– Ты что? Он засранец, каких свет не видывал! Внешне, конечно, ничего, но нет.

– Просто по тому, как наряжаешься для вашего свидания, создается ощущение, что пытаясь влюбить его в себя, ты влюбилась в него сама.

– Саш. Я просто хорошо играю свою роль, – невозмутимо отозвалась Ада.

– Но зачем тебе это нужно? Он не хуже многих других парней, с которыми ты общалась, а, может, даже и лучше. Чем он заслужил такое коварство с твоей стороны?

– Его просто надо поставить на место. Сколько его помню, он все время живет с ощущением собственной правоты. Из-за денег отца, из-за того, что с ним все вечно носятся: "Макс то, Макс се". Надоело. Слова ему сказать нельзя. Это же Максим, он самый умный и самый правильный.

– Знай, что я тебя не поддерживаю, – устало вздохнула я.

За время нашей многолетней дружбы периодически возникали случаи, когда Ада вела себя, на мой взгляд, неадекватно. Но она была моей лучшей подругой, и я любила ее, поэтому просто закрывала глаза на такие ситуации. К тому же в случае с Максимом во мне теплилась надежда на счастливый конец. Мне казалось, что если бы эти двое преодолели свои противоречия, то смогли бы стать отличной парой.

Когда Ада отправилась в ресторан, я пошла домой. Снег валил хлопьями, и все вокруг было белым-бело. Я любила зиму. Ощущение чистоты пронзало меня каждый раз, когда я смотрела на заснеженные дома, дороги, деревья. Зима будто прятала все неприятное, грязное и пугающее под своим белым покрывалом, давая веру в то, что можно начать с чистого листа.

Напротив подъезда я заметила припаркованную машину отца. Неужели он в квартире? Заходить домой совсем перехотелось. В нерешительности я остановилась, раздумывая как мне быть. И тут меня окликнули:

– Саша! Саша, подожди!

Это был голос отца. Выходит, он поджидал меня в машине. Моей первой мыслью было убежать, но я сделала над собой усилие и повернулась.

Мне было непривычно видеть его после стольких недель. Он был все такой же: высокий, слегка полноватый, в черной зимней куртке. Быстрым шагом он приблизился ко мне.

– Саш, давай сядем в машину? Нам надо поговорить.

В его глазах я заметила что-то новое, чего не видела раньше. Отчаяние? Мольба? Страх? Не сказав ни слова, я развернулась и двинулась к машине.

Оказавшись в уютном салоне, папа принялся разглядывать меня.

– Я соскучился, – выдохнул он.

– Что ты хотел? – сухо осведомилась я.

– Саш, я понимаю, что в твоих глазах я последний мерзавец и подлец. Я понимаю, что ранил вас с мамой, когда ушел. Но я люблю тебя. Люблю и скучаю. Мне не хватает нашего общения.

– В последнее время, когда мы жили вместе, ты не очень хотел со мной общаться.

Лицо отца исказилось. Было видно, что мои слова причиняют ему боль.

– Я знаю. У меня было помутнение. Я не ценил того, что имею. Я тяготился этим. Но теперь, когда я лишился всего, то понял, что самое дорогое в жизни. Саша, ты моя дочь. Я…

– Ты счастлив? – перебила я его.

Отец не ожидал такого вопроса и озадаченно уставился на меня.

– Не знаю. Нет, – наконец ответил он.

Он рассказал о том, что бабушка с ним тоже не общается. Что он корит себя за содеянное и больше всего на свете хочет наладить отношения с нами. Говорил, что любит меня, и бесконечно извинялся.

С одной стороны, я ненавидела этого человека, но, с другой стороны, теплые чувства к нему не до конца умерли в моей душе. Все это время я сдерживала их. Но сейчас, глядя на него, разбитого, расстроенного и несчастного, я чувствовала жалость. А еще обиду. Детскую обиду за то, что папа ушел. За то, что папа бросил. К горлу подступили слезы. Я сделала глубокий вдох, чтобы не выпустить их наружу.

– Когда ты ушел, ты убил нас. Человек, который должен оберегать и защищать свою семью, убил ее! – мой голос перешел на крик. – Я ненавижу тебя! Ненавижу подлую шлюху, которую ты предпочел нам! Вы никогда, никогда не будете счастливы! Потому что на чужом несчастье своего счастья не построишь!

Каждое мое слово попадало в цель. Отец с ужасом смотрел на меня, и все его морщины на его лице показались мне вдруг очень глубокими.