– Уходи, Па-вел, – наступаю, а он пятится. – По добру, и пока я не размазал твою морду об угол дома. И не возвращайся.

– Рассказала, значит, – он виновато опускает голову, что уже тронула седина, и хлопает себя по бедру ладонью, а я с мерзким давлением в груди отворачиваюсь и сплевываю в сторону. Я постою за свою женщину, даже если придется костьми лечь, а этот бык светло-курточный продолжает мычать: – Я должен ее увидеть.

– Зачем? – меня напрягает его присутствие. – Или ладошки вспотели и хотят не только под платье залезть? – понимаю, что дело минувших лет, но руки так и чешутся размять ему красную морду. Останавливает только человек в машине. А вдруг там ребенок? Я не настолько испорчен, потому сдерживаюсь и отступаю.

Мужчина снова оглядывается, а потом глухо говорит:

– Хочу поговорить с ней, – зыркает на меня из-под густых бровей и потирает руки о джинсы. Вспотел от нервишек? – Мы ведь все думали, что Ника погибла в пожаре, вместе с родителями, – начинает оправдываться, и я торможу его отмашкой.

– Мне твоя исповедь сто лет сдалась. Иди откуда пришел, – стою в двух шагах и слежу, чтобы он не рванул к дому. Мало ли какой неадекватушек попался.

Павел-великан поджимает крупные губы и трет квадратный подбородок.

– Я извиниться хочу. Позови Нику, пожалуйста. Как тебя звать? Ты ее муж?

– Муж, а имя тебе знать не обязательно.

– Ты прав, – он кивает и опускает плечи. – Значит, не позовешь?

– Какой догадливый, – я гримасничаю и перекидываю топор в другую руку. – Пошел вон!

– Что тебе нужно, Паша? – тихий голос ввинчивается в спину и прошивает лопатки, будто ледокол замерзший океан. От резкого поворота я чуть не падаю в снег.

Вера стоит на углу дома, бледная, как молоко, и держится за стену. На худые плечи накинута курточка, а волосы треплет декабрьский сквозняк.

– Ника! – Паша пытается дернуться к ней, но я преграждаю путь.

– Валил бы ты, пока цел. Я за себя не ручаюсь, – яростно шепчу, чтобы булавка не слышала и озираюсь.

Вера еле стоит на ногах, губы дрожат, руки скользят по обледенелым кирпичам. И потом она резко съезжает в снег, а я отбрасываю топор в сторону, но не успеваю добежать. Девушка, как перышко, падает на дорожку в шаге от меня. Подхватываю на руки, прижимаю обмякшую малышку к себе и не могу сдержать дрожь и панику.

– Уходи, – рычу на пришедшего мужлана. Зубы сводит от ненависти и напряжения, но я держусь на последней ниточке терпения.

– Что с ней? – взволнованно говорит Павел. Я ошарашенно веду плечом и киваю в сторону машины взглядом «проваливай, и без тебя тошно».

Лыжник быстро уходит за двор и активно стучит костяшкой пальца по окну.

Дверь джипа распахивается, и наружу выходит светлолицая девушка в узеньком кремовом пальто. На голове синяя вязаная шапочка, на ногах высокие черные сапожки  до колен, в руках небольшой черный саквояж.

– Юль, что-то с Никой, – тревожно говорит Павел и показывает в нашу сторону.

– Я посмотрю, – уравновешенно говорит она и ласково целует его в губы.

Неожиданно девушка, которая, скорее всего, жена Павла, ломает мою предвзятость к мужчине. Как раз тот случай, когда жизнь и время меняет людей в лучшую сторону. Я очень на это надеюсь. А в молодости, кто глупостей не совершал?

Вера совсем слаба, стонет так пугающе, и я просто не знаю, что делать. Стою, как вкопанный, руки горят от напряжения и тяжести, и мучаюсь сомнениями. Можно ли этих чужаков пускать в дом? Булавка сильно вздрагивает, едва не выпав из объятий в снег, распахивает глаза и шепотом просит поставить на ноги. Ее снова рвет, а меня крутит от волнения. Вдруг что-то серьезное? Здесь же глушь, как я смогу ей помочь? И Давида не вызовешь. И тогда я киваю Паше и разрешаю парочке войти в наш дом.

Глава 65. Звезда

– Мы рискуем, Вера, – говорит Игорь, открывая на весу рюкзак и проверяя вещи и деньги.

– Мне только самое необходимое купить и зайти в аптеку, – оглядываюсь на джип. Юля – хороший терапевт, но то, что она посоветовала и предположила, ни в какие рамки… – Да и тебе одежда нужна, – обращаюсь к Игорю. – Не будешь же ты в дедовом ходить всю зиму?

– А разве я плох? Как мухоморчик, – он красуется, разводит руками, показывая свою мощную фигуру в смешной дутой куртке бордового цвета. – А шапка – так вообще красота. Это мне Боря подарил, говорит, что мамка шьет.

Я подхожу ближе и поправляю «ушки». Игорь смешливо качает головой туда-сюда, отчего хлястики убора хлопают его то по темечку, то по виску.

– Ты такой домашний волчонок стал за этот месяц, – целую его, легко коснувшись губ, еще хранящих тепло нашего дома. Игорь тянется еще, чтобы углубить поцелуй, но я отклоняюсь. – Эй, на нас смотрят, – намекаю на Пашу и Юлю в машине.

– Пофиг, пусть завидуют. Тем более, я еще зол на этого медведя с лыжами и длинными лапами. Чуть-чуть, – показывает пальцами крошечную горошинку.

– Ты вчера благодаря этому мишке шею сохранил, дурко. Прибить тебя мало!

У Игоря загораются глаза.

– Это было круче, чем на байке, зря ты не захотела кататься. Свободный полет…

– Ага, вниз головой, – бурчу и забираю у него рюкзак. Мне сейчас только лыж и не хватает: к тошноте, покалыванию в животе и головокружению. – Пойдем, снежный человек. Времени не так много, до вечера нужно успеть вернуться и нигде не засветиться.

– Вы волнуууешься за меня, булавка, – веселиться Игорь. – Хороший признак.

– Еще бы! – показываю в сторону дома. – Кто мне дрова будет заготавливать, завтрак в постель носить и, – договариваю ему на ухо: – ласкать меня до обморока?

Гроза прыскает, мол, так вот для чего я нужен, собирается сгрести меня в объятия, но я срываюсь с места, быстренько забираюсь в джип и бросаю на заднюю панель наш рюкзак.

– А я думал, любишь… – шепчет Игорь на ухо, присев с другой стороны и придвинувшись ко мне тесно-тесно.

Когда я пришла в себя, Скоркин хотел на колени встать, чтобы я простила его за выходку. И то, что жена знала о его поступке, меня растопило. Если честно, я на него и не злилась, понимала, что это дурость по молодости, а драка… Не Паша был затейником: пацаны все были на взводе, да и Коля сам нарывался, за вранье получил. К тому же, он обманул меня снова, когда увидел после стольких лет разлуки. Мало того, что вместо радости, что я жива, молол ерунду, что зря приехала, и ляпал языком, мол, перессорила всех. Так он еще и к Аделе запретил ходить, хотя знал, что меня ждет на столе подарок. Почему? Зачем? Это я узнаю, когда Коля появится в деревне, а пока пусть этот вопрос отлежится в голове и созреет.

– Можно я позвоню с твоего мобильного? – спрашиваю Пашу, когда мы мчим по трассе, мимо заснеженных деревьев и растянутых белых полей.

Игорь настороженно зыркает, сводит брови и шепчет, наклонившись:

– Что ты задумала?

– Мне нужно, – отвечаю коротко и набираю номер, который вспомню даже в глубоком сне.

– Нужно ей! – возмущается Гроза. – А мне сказать не нужно?

Затыкаю его взмахом руки, хотя Игорь только перехватывает ладонь и впивается в кожу губами. Целует и согревает, звереныш ласковый.

– Алло, это я, – говорю, как только линия соединяется, и поглядываю на Игоря, глазами умоляя потерпеть.

– Вера? – знакомый голос обрывается хрипом линии, из-за этого я слышу только окончание фразы: – … мне жаль…

Я стискиваю пальцы, не сразу понимая, что делаю Игорю больно. Мерзкое предчувствие летит через вдох по горлу и вонзается клинком в легкие.

– Дыши, булавка, – шепчет Гроза и пожимает мою ладонь, чтобы я пришла в себя.

– Что случилось? – говорю остывшими губами в трубку.

– Померла Леоновна, не нужно больше переводить средства, – говорит медсестра.

Я роняю мобильный, но Игорь успевает перехватить. Неосознанно кусаю ладонь и жмусь к холодному стеклу щекой, чтобы успокоиться. Неужели я никогда не узнаю правду? Неужели ничего не смогу доказать?

– Алло… Алло… Вера, ты тут? – Игорь прикладывает телефон к моему уху и взглядом просит попрощаться. – Я под матрасом письмо нашла. Заберешь?

– Да, – выдыхаю и падаю Игорю на плечо, справляясь с новым приступом головокружения.

Прикидываю сколько времени до центра и отмахиваюсь от затихшего телефона. Игорь быстро передает его вперед и прижимает меня к себе, будто пытается облегчить мою боль. Меня снова мутит, едва сдерживаюсь, чтобы не испортить очередной завтрак. Месячные прошли, но со мной явно что-то не в порядке. Последнее время тревожность ужасная, в рот ничего не лезет, кожа чувствительная, раздражение и слабость. Но о себе сейчас нет времени думать, я должна мальчика найти. Пусть не мой, но я принимала его в свои руки, обрезала пуповину, чистила маленький носик и защищала, когда пришел Марьян. Ценой жизни своего ребенка защищала чужого…

– Вера! – говорит в ухо Игорь. – Спокойней, ты побелела.

– Притормозить? – спрашивает обеспокоенно Юля с переднего сидения.

Паша тоже оборачивается и даже сбавляет скорость.

Шок затмевает, меня бросает на Игоря, и я шепчу:

– Нужно попасть в центр.

– Что? – ярится Гроза. – Нет, Вера. Нет, Ника. Я не пущу. Это самоубийство.

– Мне нужно, – говорю, застывая и стискивая руки до сильной боли в ладонях. – Это важно, важнее моей жизни! – почти кричу. Игорь тянет меня к себе, заставляя рухнуть на грудь. Обнимает сильно, до хруста ребер.

– Впутались вместе, вместе и поедем. Только ты все мне выкладываешь!

Я кошусь на друга с женой.

– На месте расскажу, Гроза. Паша, – стараюсь говорить непринужденно, чтобы лишний раз не волновать людей, – вы можете нас подкинуть до железнодорожного вокзала?

– Без проблем. У вас точно все в порядке? Вы какие-то странно таинственные. А как потом назад?