Тамара Лей - Звезда гарема

– Ну давай, – с трудом проговорил Винцент, глядя на него сквозь начавшие уже отекать веки. – Покончи со мной, я ничего другого не заслуживаю.

– Оставить тебя жить – это самое худшее из всех наказаний, – проворчал Люсьен. Быстро поднявшись на ноги, он поправил свою одежду. Потом, махнув рукой, стащил с себя безнадежно испачканную кровью тунику.

Доротея и Эрве потеряли дар речи, увидев его исполосованную спину.

– Это, – де Готье провел пальцем по шраму на щеке, – и это, – он повернулся, демонстрируя спину Винценту, – то, что на твоей совести. Брат застонал от ужаса и стыда.

– Боже, Люсьен. Я же не знал.

– Не знал? – старший брат отвернулся от него.

– Я... я старался не думать об этом.

– Это случилось, Винцент, и груз этой вины ты будешь нести на своих плечах всю оставшуюся жизнь.

Вытирая тыльной стороной руки окровавленный рот, средний брат поднял голову.

– Ты оставил меня в живых после того, что я сделал?

– В тебе нет силы и стойкости де Готье, однако ты сын моей матери.

Винцент задрожал.

– Я также и сын нашего отца и твой брат.

– А вот это тебе еще надо доказать. Винцент с трудом сел.

– Как? – спросил он.

Старший де Готье оставил его вопрос без ответа.

– Что тебе обещал Байярд, если ты женишься на его дочери?

– Как ты узнал об этом?

– Что он обещал тебе, Винцент? Фальстафф?

– Нет, Люсьен. Фальстафф и окружающие его земли все еще... все это твоя собственность. Он предложил мир.

– Ничего больше? Никакого приданого? Не собирается ли он возвращать украденную собственность?

Винцент с трудом поднялся на ноги.

– Было достигнуто соглашение, что при рождении первого ребенка – моего и Мелиссы, он отдаст всю собственность де Готье обратно.

– А Дьюмор Пасс?

– Боже мой, Люсьен!– воскликнул Винцент. – Разве недостаточно того, что Байярд вернет земли? Разве недостаточно пролилось крови из-за этого клочка земли?

– Он наш, – разбушевался старший де Готье, отскочив от Винцента, потому что знал, что опять способен убить его.

– Я верну и земли, и Дьюмор, – твердо произнес Люсьен, переводя взгляд с расстроенного лица матери на вспыхнувшее надеждой лицо Эрве. – В бою или хитростью, но я верну их.

– Ты несешь ту же чепуху, что и отец, – огрызнулся Винцент. – Ты лучше прольешь кровь, чем достигнешь мира, женившись на дочери Байярда.

Люсьен круто повернулся.

– Да, брат, так поступают воины. Но ты ведь не знаешь об этом, не так ли?

Юноша отвел глаза, но затем снова взглянул на старшего брата.

– Зато я знаю, что такое жить в мире. А ты? К большому огорчению отца средний де Готье всегда лучше работал языком, чем руками или оружием, поэтому его слова больно ранили Люсьена, так больно, что он почувствовал, как внутри все похолодело. Не ответив, он отвернулся.

– Что мы собираемся делать?– спросил Эрве. Этот же вопрос задавал себе и старший брат.

В прошлом объявление войны, сражения и победа были единственным способом возвращения отнятого. Теперь же, при такой потере вассалов и рыцарей ведение войны очень затруднялось. Или нет?

Он провел рукой по спутанным волосам. Боже, если бы он привел с собой в замок Александру, как она об этом просила! Судя по реакции Байярда на возвращение дочери, она могла бы сыграть решающую роль в возвращении земель де Готье, роль заложницы, такую же, как Сабина – леди Катарина отвела ему. Но сейчас слишком поздно думать об этом.

– Я должен все продумать, – произнес Люсьен, внезапно почувствовав сильнейшую усталость.

Эрве положил руку ему на плечо.

– Я буду на твоей стороне, брат. Вместе мы восстановим славное имя де Готье.

Люсьен взглянул на несчастного, покинутого всеми Винцента.

– Разве у тебя нет мужества, брат?

Его нерешительность вызвала ухмылку у обоих братьев.

– Нет, думаю, что нет, – вынес приговор старший.

Опустив глаза, сжав челюсти, Винцент прошел мимо них и вышел из холла. Люсьен повернулся к матери.

– Мне нужна горячая ванна.

– Я прикажу, чтобы тебе доставили воду в Солнечную комнату, – сказала мать, поднимаясь.

– Солнечная комната, – повторил ее сын. Это было место, где спали его отец и мать, где они зачинали своих детей, где Доротея рожала их. Там же он и его братья собирались вокруг отца, рассказывавшего о трусливых Байярдах и бесстрашных де Готье. Все казалось таким далеким.

– Она теперь твоя, – сказала Доротея. Вернувшись из воспоминаний о прошлом, он никак не мог понять смысла ее слов. Потом он понял, что Доротея говорит о Солнечной комнате. Хорошо, и скоро он разделит ее с женой, как сделал его отец и все остальные де Готье.

Независимо от его желания, перед глазами появилась Александра. Александра, лежащая в огромной постели, рыжие волосы разметались по подушке, а распростертые руки ждут его... Александра в кресле перед камином, с ребенком на руках... Александра...

«Боже, как я устал», – Люсьен потер щетинистый подбородок.

– Мне пора побриться.

– Я помогу тебе, – предложила Доротея. Улыбаясь своим мыслям, женщина поспешила вниз.

Проследив за ней взглядом, Люсьен лениво размышлял, чего ему больше хочется, – спать или бриться. Плечи тянуло к земле, словно их придавил какой-то груз, веки стали непомерно тяжелыми, а боль в груди становилась все сильнее, когда он думал об Александре. Короткий сон явно не повредит, но сначала бриться, затем...

– Что здесь происходит? – раздался обиженный голосок.

Люсьен не видел, как Жизель вернулась в холл, и еще больше удивился, заметив, что она наблюдает за ним.

Моментально забыв об усталости, мужчина улыбнулся.

– Колдовство.

– Колдовство? Он кивнул.

– Да, да, здесь, – Люсьен махнул рукой над головой, – здесь люди могут летать.

Девочка задумчиво похлопала ладонью по пухлым губкам.

– Но только птицы умеют летать, Люсьен. Она произнесла его имя, и боль в сердце стала утихать.

– И маленькие девочки, у которых есть большие братья с широкими плечами.

Она нахмурилась.

– Но я не говорила, что ты мой брат.

– Да, верно, но, может быть, ты готова представить себе, что это я.

Какое-то мгновение ему казалось, что она откажется, но в следующую секунду девочка подняла руки, приглашая поднять ее.

– Думаю, так будет лучше всего.

Пытаясь сдержать улыбку, боясь, что в последний момент сестренка откажется, он поднял ее, посоветовал придержать юбку, затем посадил на плечи.

– Ой! – проворковала Жизель, внимательно глядя вокруг. – Действительно, волшебство.

– Как ты думаешь, сможешь ты летать? Тельце девочки вздрогнуло.

– Если бы я знала, как.

– Разведи руки в стороны.

– Но я могу упасть.

– Нет, не бойся, я крепко тебя держу, – в доказательство своих слов брат крепче сжал ее ножки.

– Ну ладно, но если я упаду, это будет означать, что ты не мой брат, – предупредила Жизель.

– Я приготовился и к таким последствиям. Смеясь, девочка раскинула руки.

– Я готова, Люсьен.

Забыв печали и тревоги, де Готье носился по залу, сопровождаемый воплями восторга и радостным смехом маленького сокровища, сидящего у него на плечах. И хотя Эрве явно не одобрял этого нерыцарского занятия, Люсьен целиком отдался игре с маленькой сестренкой.

Как плакал Джаббар над смертным одром Сабины, так сделал или был очень близок к этому и Джеймс, когда Александра закончила переводить письмо. Лорд – англичанин до мозга костей, поэтому он не мог позволить себе выказывать слабость перед людьми, но когда мужчина отвернулся, его спина вздрагивала от безмолвных страданий.

Письмо было адресовано тете и дяде Катарины, но предназначено Джеймсу. Оно объясняло все – ее похищение из Корберри, первые месяцы жизни в гареме, рождение дочери и, в заключение, роль Люсьена в доставке девушки в Корберри.

«Только одна деталь упущена», – подумала девушка, дочитывая последнюю строчку, написанную любимой рукой. Ни разу мать не упомянула о своей большой любви к Джаббару. Сабина была слишком мудра, чтобы совершить такую ошибку, – ведь Джеймс, ее первый муж, очень любил ее. Не нужно попирать его чувства.

Часами отец и дочь сидели в огромном зале, пропуская ужин, стараясь заполнить пропасть между ними.

Конечно, были и такие стороны личности Джеймса, узнать которые она сможет только через несколько лет, но одну вещь девушка теперь знала наверняка. Как и говорила ей мать, отец – добрый человек, но дурной его чертой является наследственная ненависть к де Готье. Это его очень роднило с Люсьеном.

Тем не менее лорд много говорил о достигнутом мире, наслаждаясь и смакуя его, как деликатес, выражая обеспокоенность, сохранится ли он сейчас, по возвращении Люсьена.

С большой осторожностью Александра задала ему не дающий ей покоя вопрос:

– Что обнаружит Люсьен при своем возвращении в замок?

Отец попытался перевести разговор на другую тему, но в конце концов рассказал правду.

– Ты выиграл земли у его брата? – переспросила она.

– Да, но честно, уверяю тебя, и с самыми лучшими намерениями.

Александра вопросительно подняла бровь.

– С какими? Лорд улыбнулся.

– Уверен, ты сама догадаешься.

– Мир?

– Точно. Если бы здесь был Люсьен, я бы и не подумал сделать такую вещь. Но Виицент простак. Идея заключалась в том, чтобы выиграть то, чем де Готье дорожат больше всего на свете, а затем предложить им их сокровище за плату.

– Опять мир?

– Да, и внук или внучка, что навсегда свяжет наши семьи, положит конец вражде.

– И Винцент согласился?

– Конечно, как и любой де Готье, – не сдержался Джеймс.

Александра взглянула на гобелен, висевший на стене за спиной отца и изображавший воинов на поле боя.