– А я рада дать кое-кому мзды, – раздраженно сказала Инна. – Такой мзды, чтобы вверх тормашками перекувырнулись и еще потом семь верст с гаком летели кубарем!

– Димке надо соображать, куда он сует свой… – поморщился Евгений.

– Да что он там соображает, – отмахнулась Инна, вспомнив беспомощный взгляд шоколадных глаз подопечного. – Он же как телок.

Евгений задумался, а потом нехотя сказал:

– Ладно. Сведу тебя кое с кем. Завтра позвоню.

На следующий день Инна встретилась с Иваном Ивановичем, неприметным лысеющим типом лет сорока, в мятом сером пиджаке и грязных башмаках. Предосторожности, с которыми тот назначал встречу, показались ей смешными, но она снова почуяла, как в желудке извивается потревоженная кобра. Он подсел к ней в машину и с улыбочкой выслушал ее требования: собрать все, что есть на девочку и ее папу, и, если можно, выкрасть запись. Иван Иванович покивал и неуклюже выкатился из Инниного «Лексуса».

Спустя четыре дня он позвонил и назначил встречу в ресторане. Это показалось Инне излишним. Ей не хотелось, чтобы кто-нибудь увидел их вместе, но Ивана Ивановича это не заботило. В ресторане он небрежно заказал коньяк и какую-то закуску. Инна пила минеральную воду, ничуть не сомневаясь, что оплачивать счет Ивана Ивановича придется ей.

– Дельце, собственно, было пустяковое, – миролюбиво сообщил он, отхлебнув из бокала коньяк.

– Она действительно дочь начальника УВД? – спросила Инна.

Человек со змеиными глазами скривился и кивнул:

– Ну, дочь. Но это совершенно не повлияло на ход дела. Все прошло без шума и пыли.

Он помолчал и выразительно потер большим пальцем об указательный. Она поняла намек и вынула из кожаного нутра сумки плотный конверт. Иван Иванович подвинул к ней потрепанный ноутбук, обклеенный дешевыми фенечками, и мобильный телефон.

– Девочка выложила видео в Интернет, но мы без проблем удалили все ссылки. К счастью, она не опубликовала все в открытом разделе, так что, думаю, ваш друг может спать спокойно, – сказал он. – Видео было и в телефоне. Мы перерыли весь дом, забрали все, где могла храниться информация, включая диски и флешки. Не думаю, что она сохранила копии где-то еще, но в случае чего – звоните, мы исправим оплошность.

– С отцом проблем не будет? – спросила Инна, затолкав ноутбук в пакет.

– Ну что вы, голубушка. При удачном стечении обстоятельств все спишут на банальное ограбление. Возможно, кого-то заинтересует, почему грабители не только обнесли квартирку начальника, но и напали на его дочь, но подумают, что это связано с профессиональной деятельностью папаши.

Инна не любила, когда ее называли «голубушкой». Это было еще похлеще «милочки». «Милочкой» ее как-то назвала первая жена Боталова, когда они встретились в Москве, чтобы «принюхаться». Мать Егора хотела вернуть сына домой, на бывшего мужа смотрела зло, а Инну в упор не видела, обращаясь к ней только в случае крайней необходимости. Там, в ресторане, такая необходимость и произошла. Виктория сказала: «Милочка, передайте мне соль».

Вспоминать об этом было неприятно, поэтому Инна быстро спросила:

– А с девочкой ничего…

– Нет-нет, не беспокойтесь. Собственно, мы даже вам благодарны.

– Мне? – удивилась Инна. – За что?

– На папеньку девочки мы у них дома столько занятного накопали, а сферы наших интересов весьма обширны… Так что в каком-то смысле вы оказали нам услугу.

Больше ей было нечего спросить. Инна подумала, что все устроилось отлично и, возможно, решать проблемы в сфере шоу-бизнеса не так уж сложно. Когда она встала, Иван Иванович тоже поднялся и галантно приложился к ее руке. Губы были ледяными. Инна с трудом подавила желание вырвать ладонь из его рук.

– Было приятно иметь с вами дело, – произнес он бархатным голосом. – В случае чего – обращайтесь, всегда поможем.

– Не хотелось бы, – выдохнула Инна.

В конце октября Димку пригласили на телевидение.

Дела на тот момент резко пошли в гору. Оксана Люксенштейн перестала угрожать и, судя по скупым объяснениям вечно занятой Инны, больше на горизонте появиться не должна была. Гастрольный график пришел в норму, новый коллектив музыкантов и балета набрали в рекордные сроки. Инна начала поговаривать, что после новогодних праздников они устроят Димке отдых где-нибудь за границей, а потом снимут клип. Нужна только хорошая песня, потенциальный хит!

Все налаживалось.

Если под руководством Оксаны он едва сводил концы с концами, то теперь денег существенно прибавилось. Он начал подумывать о покупке машины. До того на постановочные съемки он ездил на «Инфинити» Егора, когда удавалось выцыганить ее у друга на день. Егор машину давал неохотно, угрожая расправой, если Димка ее поцарапает или, чего доброго, разобьет…

Паника передавалась и Димке, так что он с облегчением возвращал собственность друга в гараж.

Все было хорошо. Тусовка благосклонно взирала на возвращение кумира в родное стойло. Зрители шли на концерты, газеты посвящали Димке целые развороты, а Инна ревниво следила, чтобы на фото она всегда была рядом с ним. Ее собственная популярность росла, а пресса уже почти перестала связывать ее имя с всемогущим Александром Боталовым.

Утром, когда Димка валялся в постели, его поднял на ноги звонок.

– Дрыхнешь? – миролюбиво спросила Инна.

Димка отчаянно зевнул и буркнул в трубку:

– А что? Нельзя?

– Почему же нельзя? Можно. Но это сегодня. А завтра у нас, Димася, решающий день. Так что ты должен быть огурцом. Не вздумай напиться.

– Корпоратив какой-то незапланированный? – осведомился он и залез поглубже под одеяло.

В квартире было прохладно, плечи мерзли, а из окна, которое он забыл закрыть, немилосердно дуло. Под боком возилось и дышало что-то большое и теплое, со знакомым запахом духов и горячего тела.

– Лучше, – оптимистично пообещала Инна.

– Что тогда?

– Угадай!

Димка вздохнул.

Чего ему не хотелось совершенно, так это играть в угадайку.

Накануне он пропел в ночном клубе до двух ночи, потом еще долго сидел в ресторане, домой вернулся лишь к пяти утра и надеялся, что сегодня его точно никто не побеспокоит хотя бы до обеда. На кровати пошевелился ком одеяла, из-под него высунулась изящная рука с парочкой браслетов и длинными, покрытыми черным лаком, ногтями.

Димка уставился на одеяло: не покажется ли что-нибудь более волнующее?

Потом, спохватившись, проблеял в трубку нечто нечленораздельное и сконфуженно затих.

Инна верно истолковала его молчание и смилостивилась:

– Ладно, все равно не угадаешь! Я договорилась о твоем участии в «Голубом огоньке».

Димка вдохнул, подавился воздухом и закашлялся, отфыркиваясь, как пес.

«Голубой огонек»! Новогодняя ночь!

Эфир в самый прайм-тайм!

О съемках в этой передаче мечтают все артисты, и только мэтры вальяжно переходят с канала на канал, не особо беспокоясь, позовут их или нет. Мэтров звали всегда, и зачастую, не особо утруждаясь, они исполняли одни и те же песни в одних и тех же нарядах. На эстраде было всего человек десять-пятнадцать артистов, которые с завидным постоянством блистали на всех каналах. Звездой номер один оставался Теодор Алмазов, который после ухода со сцены его экс-супруги продолжал публично объясняться ей в любви, что зрителям уже порядком прискучило. В вечную любовь никто не верил, однако игре Алмазова внимали с почтением.

Димка Алмазову очень завидовал.

Сняться в новогодней передаче ему хотелось всегда.

В прошлом году даже получилось засветиться на одном из каналов, но поскольку канал был так себе, да и песня не блестящая, этого никто не заметил. Подумав об этом, он испугался, что Инна запихнула его куда-нибудь на периферию, и все повторится вновь.

– Какой канал-то? – прохрипел он сквозь кашель.

– Ты водички выпей на всякий случай, – насмешливо посоветовала Инна.

– Хватит издеваться! Где я буду петь?

Она помолчала несколько секунд, заставляя его нервничать, а потом подсекла крючок, озвучив названия двух федеральных каналов.

Димку подбросило до потолка!

Соскочив с постели в одних трусах, он, не обращая внимания на сквозняк и обжигающе ледяной пол, запрыгал по квартире с дикими воплями. Инна хохотала в трубке и что-то кричала ему, но он не слышал. И только чуть-чуть успокоившись, снова прижал телефон к уху:

– Да, слушаю!

– Это я тебя слушаю! – хихикнула она.

– В смысле?

– А где «спасибо»?

– Спасибо, барыня, век не забуду, – комично выпятив губы, произнес Димка и, с удовольствием посмотрев в зеркало, отвесил сам себе земной поклон. – По гроб жизни!

– Дурачина!

– Да, я такой. Ты бы знала, как я рад.

– Я знаю, Димочка, я сама рада, – ласково сказала Инна. – В общем, весть я донесла. Сегодня отдыхай, а завтра к семи утра заеду. Чтобы как штык был готов. Понял?

– Понял! – крикнул Димка. – Я в шесть буду готов! В пять! Когда скажешь!!!

– В семь, – строго сказала Инна. – Не проспи.

– Сама не проспи! Блин, как же здорово! Я тебя обожаю!

Инна рассмеялась.

Положив трубку, Димка поежился и потер озябшие плечи руками. Бросив в зеркало довольный взгляд, он снова полез в кровать под бок большому и теплому, продолжавшему уютно сопеть. Под откинутым одеялом он увидел узкую и очень красивую спину, с затейливым иероглифом у самой шеи. Покоившаяся на подушке голова в разметавшемся вихре черных волос вдруг повернулась к нему и уставилась чернющими, как переспелые сливы, глазами, бессмысленными со сна.

– Кто звонил? – сонно спросила Рокси.

– Инна. Меня приглашают на съемки «Голубого огонька», – хвастливо сказал Димка.

Рокси повернулась на бок и, тесно прижавшись, обняла его.

– Я всегда в тебя верила, – сказала она.

На телевидении все было вверх дном, но Димка, для которого это были уже не первые съемки, не обращал на суету никакого внимания. Волновали его совершенно другие вещи. Он грыз ногти и доставал Инну расспросами:

– А что я буду петь? Ихние песни?