После секса где-нибудь в деревенских сенях или на сеновале они приходили в этих своих калошах на босу ногу, теребили перламутровые пуговицы блузки и серьезно заявляли: «Нам надо поговорить», после чего признавались в подозрении на нежданную беременность и требовали жениться…

– Антон, мне надо с тобой серьезно поговорить, – тихо сказала Марина.

Антон фыркнул, а потом, не выдержав, загоготал во всю глотку.

– Ты чего? – обиделась она.

Антон, хихикая, отмахнулся:

– Не обращай внимания. Просто вспомнил кое-что…

– Я что-то смешное сказала?

– Ничего. О чем ты хотела поговорить?

Марина выдержала паузу, а потом якобы неохотно произнесла:

– О Ленке.

От дурашливой веселости Антона и следа не осталось. Он сузил глаза и поглядел на Марину неприязненно.

– Марин, – сказал он с обманчивой мягкостью, – ты, конечно, извини, но лезть в нашу жизнь тебе не стоит, вот честное благородное слово. Мы как-то сами… Хорошо?

– Антон… ты не понимаешь, – зачастила она, но он поднял руку, призывая ее замолчать.

– Марин, я все понимаю. Просто не надо. Допивай свой чай и иди. Мне все равно, что там было в Ленкиной жизни до меня. Понимаешь? У всех есть прошлое: у тебя, у нее, у меня… Ты вот можешь про себя сказать, что безгрешна?

Сказать про себя такое Марина не могла, особенно после встречи с Ашотом…

Злость мгновенно раздулась в ней и взорвалась зловонной кляксой.

– Ну хорошо, – холодно сказала она. – Дело твое. Совет да любовь. Только одна маленькая неувязочка. Ты все-таки актер, и не из последних. Что будет, если связь с ней отразится на твоей карьере? Что, если тебя перестанут приглашать?

– Да ты в своем уме? – усмехнулся Антон. – При чем тут?!.

Марина зловеще ухмыльнулась, вышла в прихожую и вернулась с квадратной коробочкой.

– Что это? – насторожился Антон.

Она не ответила, сунув диск ему в руку.

С полминуты он держал его в руке, сверля Марину взглядом, а потом, сдавшись, подошел к висевшему на стене плоскому телевизору с встроенным DVD-проигрывателем. Диск с жужжанием въехал внутрь, экран мигнул синим.

Антон, засунув руки в карманы, застыл посредине кухни.

Кухню заполнили охи и стоны…

– Ты дура, что ли? На фига мне это принесла? – раздраженно спросил Антон. Марина схватила пульт и стала беспорядочно нажимать кнопки.

Изображение застыло, а потом, задергавшись, понеслось вперед со скоростью курьерского поезда.

Стоп.

На экране Ленка занималась сексом сразу с двумя мужчинами, причем один из них был чернокожим.

Марина боязливо оглянулась на Антона. Он стоял с потемневшим лицом, взирая на экран провалившимися глазами.

В пальцах, мгновенно ставших ледяными, покалывало, а внизу живота вращалась вязкая воронка ярости.

– Антон, – позвала она тоненьким голосом, и этот звук словно выдернул его из оцепенения.

Он подскочил к столу и резким движением смел с него посуду.

Марина вскрикнула.

Чашки с недопитым чаем, блюдца и ложечки полетели на пол, разлетевшись на тысячи осколков. Антон схватил лежавшее на разделочной дочке тесто и швырнул его в стену, после чего с рычанием перевернул стол. Тесто с влажным чавканьем приклеилось к стене, повисело мгновение, а потом неохотно отлепилось и упало на пол, скорчившись, как грязная тряпка…

Перепуганная Марина выбежала в коридорчик и заперлась в туалете.

Зажав уши руками, она вздрагивала, когда за стеной что-то билось с сухим звоном.

Она боязливо выглянула, когда все стихло.

Антон сидел на табурете посреди разгромленной кухни. На полу, засыпанном осколками, сахаром, залитом чаем и водой, валялся вырванный с корнем телевизор.

Антон курил, стряхивая пепел прямо на пол, в бурую лужу разлитого чая.

– Антоша, – тихо позвала Марина.

– Уходи, – процедил он сквозь зубы. – И никогда больше не возвращайся. Иначе я тебя просто убью.

Ашот свое слово сдержал.

Марина вот уже три дня пропадала на студии, где внимательно следила за записью минусовок к своим песням. До вокала дело пока не доходило, поскольку сыграть все заново на настоящих, профессиональных инструментах, свести воедино кучу звуков было не так уж и просто. Аранжировщики ругались и норовили все сделать по-своему, а она отстаивала свои интересы.

Теперь у нее даже продюсер имелся.

Ашот спихнул ее проект какому-то Петру Крапивину, коего она в глаза ни разу не видела, ограничиваясь звонками. Крапивин своей подопечной занимался вяло, поскольку пока предложить на радио и телевидение было нечего. Марина нервничала, но он лишь снисходительно увещевал в трубку: дескать, ничего страшного, не все сразу…

– Вот запишем пару фонограмм, и дело пойдет, – говорил он. – Устроим выступление в клубе, ротации на радио и телевидении. А пока с чем туда идти? С детским садом, который ты сама записала?

Марина соглашалась, что с детским садом, конечно, идти на телевидение не стоит, но через час снова звонила и ныла.

Крапивин терпел и успокаивал.

От Ленки и Антона не было никаких известий.

Звонить подруге сама Марина боялась.

В тот роковой вечер, приехав домой от Антона, она забралась в кровать, забилась под одеяло и стала себя жалеть.

Получалось у нее это мастерски – сказывалась многолетняя привычка. Ленка из жертвы превратилась в обидчицу, а Антон, который так некрасиво отреагировал на ее дружескую помощь, стал врагом навеки!

«В конце концов, я ведь не сделала ничего плохого, – думала Марина. – Не я заставляла Ленку сниматься в порнухе! А Антону надо быть осторожнее в выборе подружек. По сути, пусть спасибо скажет, что я его уберегла».

Убедить себя в невиновности получалось, но… как-то не очень.

Если днем, занятая на студии, она совершенно не думала ни о Ленке, ни об Антоне, то вечером червячок сомнения все-таки глодал ее душу.

Заедая сомнения сладким, она гадала: стоило ли вмешиваться?

На третий день Марина попала в пробку на том же месте, где и в прошлый раз. И даже таксист вроде был тем же.

Но на этот раз она не пошла пешком. Переживая некое дежавю, Марина упорно сидела в машине, хотя идти было всего ничего. Мужчина со странным разрезом зеленых глаз, вооруженный ножом, мерещился на каждом углу.

– Это надолго, – буркнул таксист.

– Да, – кратко согласилась Марина, но из машины не вышла.

Сообразив, что от пассажирки не избавиться, водитель перестал смотреть в ее сторону и терпеливо ждал, пока застопорившийся поток машин сдвинется с места.

У подъезда Марина бдительно огляделась по сторонам, прежде чем отдать деньги и выползти наружу. Не заметив ничего подозрительного, она неуклюже вышла, тут же угодив в лужу итальянским сапогом.

На Москву упала влажная оттепель, моментально превратившая снег в грязную кашу. Подмерзающие по ночам лужи сделали двор похожим на каток с редкими полыньями, отливающими свинцом.

В одну такую Марина и угодила.

Хваленая обувь от модного дизайнера мгновенно промокла. Марина зло чертыхнулась. Ничего эти итальянцы не понимают ни в русской зиме, ни в московских лужах! Ну куда это годится, сделала два шага, а ноги мокрые… И где прикажете в такой обуви ходить? По ковровым дорожкам?

Дверь открылась с противным писком.

Марина вошла внутрь, с сомнением поглядела на лифт и пустую будку консьержа. За что только им деньги платят?! Положено сидеть на месте, так сиди…

Консьержа нет уже сто лет, а на плате это никак не отразилось.

А еще элитный дом…

Поехать на лифте?

После нападения она всегда бежала по лестнице пешком, убедив себя, что это полезно для фигуры, а на лифте поднималась только в компании. Мысль оказаться в замкнутом пространстве одной ее пугала. Но сегодня она замерзла, проголодалась и вдобавок промочила ноги. Марина решительно двинулась к лифту и, едва кабинка открыла перед ней двери, юркнула внутрь, поспешно надавив на кнопку.

Никто не бросился навстречу, не сунул ногу в закрывающуюся щель.

Лифт плавно качнулся и полетел вверх, оставив в желудке легкую волну невесомости. Когда кабинка остановилась на нужном этаже, Марина двинулась к дверям, вытаскивая ключи на ходу.

Пролетом выше что-то завозилось и вздохнуло, сделав пару осторожных шагов.

– Мариш?

Марина взвизгнула и уронила ключи. Подняв голову в совершеннейшей панике, она увидела Ленку, спускавшуюся вниз с виноватым лицом.

– Напугала? Прости.

– Ты… как вошла? – пролепетала Марина.

Ленка махнула рукой с полным безразличием. Вид у нее был убитый.

– Да с теткой какой-то. Ты одна? Или твой гусар дома?

– Уехал он на съемки, – медленно ответила Марина, гадая, знает ли Ленка, кто ее заложил. – Проходи.

Ленка вошла, мгновенно наследив на светлом кафеле.

Разувшись, она протопала в гостиную, рухнула на диван и только там, размотав шарфик, сняла короткий полушубок. Марина заперла двери, стащила мокрые сапоги и тут же наступила в грязные следы, оставленные Ленкой. Раздраженно зашипев, она швырнула шубу на тумбочку и стала стаскивать мокрые колготки.

– Чего ты там застряла? – равнодушно спросила Ленка.

– Сейчас… Иди, чайник поставь, что ли.

– Не хочу я чаю.

– А чего ты хочешь?

– Водки хочу. Есть?

Судя по всему, Антон проявил убийственную осведомленность.

Иначе объяснить Ленкино настроение было невозможно.

Да и не прикатила бы она через всю Москву к Марине в ином случае! Залевский ее недолюбливал и в гости особенно не звал…

Марина вытерла шваброй грязь и пошла на кухню, зажигая по пути свет. Ей нравилось, когда вокруг все горело и светилось. В заваленном снедью холодильнике закусок было хоть отбавляй, а приятно запотевшая бутылка водки лежала в самом низу.

– Может, мартини? – крикнула Марина в сторону гостиной. – Или вина?

Ленка притащилась в кухню, оперлась на косяк и вздохнула:

– Какое там мартини! Водки, и только водки.

Марина быстро сервировала стол, как ей показалось, очень красиво и достойно. Ленка на красоту внимания не обратила, схватила рюмку и, не дожидаясь Марину, выпила, жмурясь, как слепой котенок.