— Я не хочу, чтобы ты ощущала давление с моей стороны. Господи, нет! Но я просто умираю от желания, чтобы ты его прочла. Я хочу знать твое мнение, хочу твоей поддержки. Мне все еще не верится, что я закончил его! Он так долго занимал мой ум, и теперь он существует. На бумаге… Я не сомневаюсь в сюжете и изложении, но у меня давно уже не было ничего подобного! — объявил он. — Думаю, что это лучшее из всего, что я когда-либо творил!

Грейс засмеялась.

— У меня просто кружится голова от твоей маршировки.

— Ничего не могу с собой поделать, — честно признался он, — чувствую необыкновенный подъем!

— Дорогой, тебе нужно успокоиться. Почему бы тебе не сходить искупаться, а я сделаю тебе; коктейль?

— Пока я буду купаться, ты будешь читать?

Грейс поднесла палец к губам Харрисона.

— Т-с-с. Я начну его читать сегодня вечером, не беспокойся. — Он взяла сценарий с маленького столика, крепко прижимая его к груди. Она так гордилась Харрисоном! Он написал его! Если сценарий настолько хорошо, как он говорит, то они на шаг ближе к тому, чтобы быть вместе. — Я буду смаковать каждое слово и каждую фразу, Харрисон, имей это в виду. Я так долго этого ждала.

* * *

— А ты точен.

Хизер, в юбке и жакете из черной мерлушки, открыла дверь своей квартиры.

— Не стесняйся, я не кусаюсь, — она открыла дверь шире. — Входи.

Питер пошел за ней следом, обратив внимание на афиши, с которых смотрела Хизер, все — из тех второсортных фильмов, где она снималась в главных ролях.

— Твои шедевры? — сказал он, указывая на них.

— Что я слышу? Какая снисходительность, — возмутилась она. — Питер, ты меня удивляешь. Поверь, не стоит бросать камни. Я считала тебя человеком с широким кругозором, воспитанным, способным принимать решения, который живет сам и другим дает такую возможность.

— Как это понимать?

Хизер направилась к открытому бару.

— Не надо так резко, — достала бутылку шотландского виски. — Выпьешь?

— Я пас.

— Тогда усаживайтесь поудобнее.

Питер неохотно сел в белое кожаное кресло, решив сразу взять инициативу в свои руки.

— Мы могли бы перейти к тому, для чего я здесь? — фыркнул он.

Хизер со стуком поставила все на место, отошла от бара и уселась на белый кожаный диван, соблазнительно положив ногу на ногу.

— Не могли бы мы быть хотя бы повежливее друг с другом? Ты мне нравишься, в самом деле.

— Прости мой скептицизм, но в это верится с трудом.

— Почему? Это правда, — она смотрела на него открыто и серьезно.

— Если бы это была правда, ты не стала бы меня шантажировать. Почему бы нам не перейти прямо к делу?

Хизер возмущенно тряхнула головой.

— Питер, шантаж — ужасное слово. Все, что мы должны сделать, — это помочь друг другу.

— Прибереги свои драматические способности для камеры и переходи к делу. Я, кажется, догадываюсь, в чем дело.

— Догадываешься? — она потягивала свой напиток.

— Ты хочешь роль Оливии в «Долгой дороге домой» и надеешься использовать меня, чтобы заставить Марка дать тебе эту роль.

— Не совсем так. Видишь ли, Питер, речь идет о твоем маленьком секрете, который, если ты не станешь играть по моим правилам, может стать общественным достоянием.

— Докажи, — сказал он с ноткой самодовольства.

Волнение Питера после звонка Хизер улеглось: что она может доказать? И кто ей поверит? Она просто мстительная актриса, не получившая роль. Для ее карьеры это не сулило ничего хорошего.

Хизер смиренно вздохнула.

— Ладно. Мне бы не хотелось переходить к доказательствам, но вижу, что придется, — погас свет, и широкий экран засветился. Она взяла в руки дистанционное управление. — Взгляни, это видеозапись. Думаю, она тебя заинтересует.

Увидев на экране себя и Барри в кровати, Питер внезапно ощутил тошноту и сухость во рту, а затем почувствовал горечь.

— Где ты достала это? — почти шепотом спросил он. Хизер выключила телевизор и включила свет.

— Какое это имеет значение? Пленка принадлежит мне. Если захочу — могу показать ее любому.

Она направилась к бару и налила шотландского виски, подав бокал Питеру.

— Выпей. Тебе не помешает.

Питер потянул виски.

— Чего ты хочешь? — голос его стал хриплым, хотя он знал, какой будет ответ.

— Питер, ты уже выложил карты на стол.

Закрыв глаза, он простонал.

— Оливия.

— Да, — задумчиво сказала Хизер. — Это было бы очень хорошо, но я не настолько несносна — хочу играть честно. Все, к чему я сейчас стремлюсь, это попасть на прослушивание к Марку Бауэру.

Питер, потягивая виски, посмотрел на нее с недоверием.

— И только?

— Представь себе, — Хизер согласно кивнула. — Я хочу, чтобы ты представил меня Марку. Заинтересуй его. Устрани все препятствия. У меня на видео записаны лучшие мои отрывки. Покажи ему. Устрой только прослушивание, остальное я сделаю сама.

— А если я не смогу?

Хизер покачала головой, давая понять, что этого не должно быть.

— Ты должен. Для своего же блага. Иначе твой отец узнает, что престиж семьи подорван, — она подняла тост в честь Питера. — Договорились?

* * *

Дрю Стерн пытался пройти через толпу фотографов и репортеров, которые, словно пчелы, толклись и жужжали у входа в «Спаго». Моментально щелкнула камера, вспыхнул яркий свет, и в его сторону повернулись все микрофоны.

Репортер «Энтертейнмент тунайт» буквально бросился к нему, задавая вопрос.

— Дрю, что нового в твоей жизни?

Дрю деликатно отклонился в сторону, продолжая идти вперед. Он удивился.

— Чтобы кто-нибудь был в моей жизни?

— Дрю, а ты кого-нибудь имеешь в виду?

— Мне бы хотелось, — в его памяти вдруг всплыло женское лицо, то, которое он увидел на пляже, а потом в открытом кафе. Кто она? И почему он не может ее забыть?

Уже в ресторане Дрю переходил от одной группы к другой. Приветствовали его тепло, но как-то формально, со смущением — Дрю Стерн редко посещал голливудские вечеринки. И всегда приходил один.

Дрю не волновали сплетни, возникающие по поводу его появления. Он и сейчас не собирался здесь долго оставаться — не любил голливудские вечеринки, отличающиеся претенциозностью и фальшью, качествами, только отталкивающими его. Дрю интересовало только хорошее кино, а голливудские фанфары и спесь его абсолютно не трогали.

Званый вечер в «Спаго» был устроен в честь вышедшего в прошлом месяце приключенческого фильма. В воздухе пахло деньгами. Продюсер Чак Марсден лично пригласил Дрю. Симпатия к Чаку и их хорошие рабочие взаимоотношения заставили его посетить вечер.

Взяв с подноса бокал шампанского, Дрю осмотрелся: блестящая публика, ничего не скажешь.

Голди Хон и Курт Рассел заинтересованно беседовали с Мелом Гибсоном и Шер. В уголке ресторана Донна Милз потягивала шампанское, а Джеки Коллинз усердно намазывала икрой бутерброд. Фей Дануэй пыталась завладеть вниманием Джека Николсона и Алека Болдвина.

Внезапно рука Дрю с бокалом шампанского замерла в воздухе — в противоположном конце ресторана он увидел мелькнувшую фигуру женщины.

Это была она!

Поставив в сторону бокал с шампанским, Дрю прошел через весь ресторан, стараясь не потерять ее из виду и сократить дистанцию между ними. На ней было красное короткое платье, волосы высоко подняты и закручены в узел. Издалека она выглядела настолько сексуально-привлекательной, что у Дрю вдруг вспыхнуло желание заняться с ней любовью.

Он настиг ее, когда она уже подошла к парадной двери, и коснулся ее плеча, желая встретиться с ней и, наконец, узнать, как ее зовут.

— Да? — спросила она с ноткой равнодушия, повернувшись к нему, — это была не она, не та женщина, которую он собирался увидеть.

— Простите, ошибся, — сказал он, собираясь уйти. — Я принял вас за другую.

Женщина обрадовалась: она узнала его, и от ее равнодушия не осталось и следа. Протянув свою руку, юна ласково сказала:

— Не уходи, милый, — он заметил в ее голосе легкий южный акцент. — Не спеши, — она все еще протягивала руку. — Меня зовут Мона, — ее брови изогнулись. — А ты Дрю Стерн.

Ее заинтересованность была очень заметна, и она ее не скрывала.

— Да, — согласился он.

Мона проворковала:

— Милый, ты выглядишь таким разочарованным. Неужели я так непривлекательна?

Дрю понравилась ее хорошо сложенная фигура.

— Дело не в этом. Я уже объяснил. Я принял вас за другую.

— Ну, тогда, — зашептала она, придвигаясь ближе и беря его под руку, почему бы нам не провести свой вечер?

Дрю уже почти не колебался, собираясь дать согласие, когда заметил, с какой готовностью устремилась она к нему: забыться в объятиях женщины будет блаженством. Но если он это сделает, его близость с Моной станет ничем иным как утолением своих эгоистических желаний. Постель без любви, без глубоких чувств и порывов сердца — только удовлетворение физических потребностей. И хотя многие: женщины пытались завоевать его сердце, никому это не удавалось за последнее время. Дрю не подпускал их к себе. Его пугала мысль, что придется заботиться о ком-то. И даже не в эгоизме было дело. Еще никого не полюбив, он уже заранее мучился, представляя, что, полюбив кого-то, он начнет его боготворить, а затем внезапно потеряет. Что тогда с ним будет?

Он не знал ответа на этот вопрос. И не пытался его найти. Меньше всего ему хотелось страдать. У него в жизни этих страданий и так было предостаточно.

— Что ты скажешь? — поторапливала его Мона, лукаво улыбаясь и покачивая бюстом. — Я буду такой, какой ты меня захочешь видеть.