— Ну-с, миссис Верлен, — сказал он, — что вы скажете о сидре?

— Он очень хорош.

— Высокая похвала.

Он допил кружку и, поставив на стол, поднялся.

— Уверен, вы извините меня, если я вас покину. Спешу, у меня дела. Ты не поедешь со мной верхом?

Эдит покачала головой.

— Нет, мы приехали на бричке.

— А, да-да, конечно. Вам надо было увезти с собой все эти покупки. А вы? — Он обратил свой презрительный взор на священника.

— Я приехал в приходском экипаже.

Он кивнул:

— Предусмотрительно. Вы ведь собирались помочь дамам с их покупками. Ах да, встреча была совершенно случайной, не правда ли?

На несколько секунд его взгляд задержался на мне:

— Au revoir[6], — произнес он.

И ушел.

Молча мы сидели за столом. Сказать было нечего.

Эдит нервничала, когда мы возвращались домой, и несколько раз мы чуть не свалились в канаву.

Ситуация грозила взрывом, и мне стало очень жаль сидящую рядом юную девушку, вчерашнюю школьницу. Как ей совладать с этой бедой, которую она сама на себя навлекла?

Мне хотелось защитить ее, но я не знала, каким образом.

Мы с Аллегрой сидели в школьной гостиной. Она играла гаммы, и ужасная игра вызывала у меня чуть ли не физическую боль.

Аллегра совершенно не старалась. У Эдит были небольшие способности, Сильвия боялась родителей, а Алиса прилежна по натуре. Аллегра не обладала ни одним из этих качеств; она не только была ленива, но и не собиралась избавляться от своей лени в угоду кому бы то ни было.

Она неожиданно перестала играть и, насмешливо улыбаясь, повернулась ко мне.

— Вы не хотите сказать сэру Вильяму, что я совершенно безнадежна и вы отказываетесь учить меня дальше?

— Нет, потому что я не считаю тебя безнадежной. И отказываться от тебя не собираюсь.

— Наверное, боитесь, что у вас останется слишком мало работы, если лишитесь одной из учениц.

— Это не приходило мне в голову.

— Тогда почему вы сказали, что не считаете меня безнадежной?

— Потому что безнадежных людей не существует. Конечно, ты играешь плохо и сама в этом виновата, но назвать тебя безнадежной я не могу.

Она взглянула на меня с интересом.

— Вы нисколько не похожи на мисс Элджин, — сказала она.

— А почему я должна быть на нее похожей?

— А вы обе — учительницы музыки.

Я нетерпеливо пожала плечами и, поставив на пюпитр новые ноты, произнесла:

— Итак!

Аллегра улыбнулась. Она была вызывающе красива. При темных, почти черных, волосах, глаза у нее темно-серые, глубокого оттенка, опушенные густыми темными ресницами, под темными бровями. Они притягивали к себе ваш взгляд. Это была знойная красота, властная и завораживающая, красота, которую следовало остерегаться. И она сознавала свою красоту: носила на шее нитку ярких кораллов, таких узких и длинных, так плотно нанизанных, что они казались маленькими копьями.

Она рассмеялась и сказала:

— Вам не стоит пытаться походить на мисс Элджин, потому что вы совсем не такая. У вас была жизнь.

— Ты права, — ответила я легкомысленно.

— Вы понимаете, что я имею в виду под словом “жить”? Я тоже хочу жить. Думаю, что буду, как мой отец.

— Твой отец?

Она снова рассмеялась. У нее был грудной, дразнящий смех, который мне казался присущим только ей.

— Разве вам еще не рассказали о моем скандальном происхождении? Вы ведь уже встречались с моим отцом. Это мистер Нэйпир Стейси.

— Ты хочешь сказать…

Она задорно кивнула, наслаждаясь моим легким смущением.

— Вот почему я здесь. Не мог же сэр Вильям отвергнуть родную внучку, правда? — Задор улетучился с ее лица, и на нем проступил страх. — Он так не поступит. Неважно, что я сделала. Я ведь все равно его внучка, правда?

— Если мистер Нэйпир Стейси действительно твой отец, то, конечно, правда.

— Вы так говорите, словно сомневаетесь, миссис Верлен. Вы не должны сомневаться, потому что Нэйпир сам меня признал.

— В таком случае, — сказала я, — приходится принять этот факт.

— Я — не-за-кон-но-рож-денная, — она выговорила слово медленно, будто пробуя на вкус каждый слог.

— А моя мать… хотите, расскажу о ней? Она наполовину цыганка и нанялась сюда на работу… на кухню. Говорят, я очень похожа на нее, только она темнее меня… и еще больше похожа на цыганку. Она уехала сразу после моего рождения, больше не могла оставаться в доме, — Аллегра принялась напевать приятным, чуть хрипловатым голоском. — С цыганским табором.

Она взглянула на меня, чтобы узнать, какой эффект произвели ее слова, и осталась довольна, потому что я не смогла скрыть растерянность, которую вызвало у меня вновь открытое качество характера Нэйпира.

— Во мне есть цыганская кровь, но я ведь и Стейси тоже. Никто никогда не отнимет у меня моей мягкой перины или моих туфель на высоких каблуках — неважно, что мне их пока не разрешают носить. Но они у меня будут, и драгоценности в волосах тоже, и на балы начну ездить, и я никогда, никогда… никогда не покину Ловат-Стейси.

— Я рада, — сказала я холодно, — что ты так высоко ценишь свой дом. Но теперь давай вернемся к музыке. Попробуй сыграть эту пьесу. Она очень простая. Начни с медленного темпа и попытайся почувствовать, что говорит музыка.

Она скорчила гримаску и повернулась к фортепьяно, но была невнимательна: мысли ее витали далеко, да и мои тоже. Я думала о Нэйпире; негодник, навлек на дом такое несчастье, из-за которого и сам был вынужден уехать.


— Я часто думаю, — сказала Аллегра совершенно без всякой связи, — что же произошло с той женщиной, которая исчезла.

Мы пили чай в классной — четыре девочки, поскольку Сильвия была с нами, и я.

Я чуть не уронила чашку. Я иногда пыталась навести людей на разговор о Роме, но когда они сами заговаривали о ней, для меня всегда было неожиданностью.

— С какой женщиной? — спросила я равнодушно, взяв себя в руки.

— Да с той, которая приехала сюда и копалась в земле, — сказала Аллегра. — Об этом уже почти не говорят.

— А ведь одно время, — вмешалась Сильвия, — ни о чем другом и не говорили.

— Неудивительно, ведь не каждый день кто-нибудь исчезает, — я пыталась говорить небрежно. — А вы как считаете, что могло случиться?

Сильвия сказала:

— Моя мама говорит, будто все было организовано, чтобы вызвать толки. На некоторых это похоже.

— Для чего же? — поинтересовалась я.

— Чтобы дать всем почувствовать свою значительность.

— Но тогда бы она не пряталась так долго. Как это могло придать ей значительности?

— Моя мама так говорит, — настаивала Сильвия.

— Алиса написала об этом рассказ, — сказала Эдит тихо. Алиса вспыхнула и опустила глаза.

— Очень хороший рассказ, — добавила Аллегра. — От него у нас волосы встали дыбом. По крайней мере, могли бы. А у вас, миссис Верлен, волосы вставали когда-нибудь дыбом?

Я сказала, что не припомню такого случая.

— Миссис Верлен напоминает мне мисс Брендон, — сказала Алиса.

Сердце у меня испуганно забилось.

— Чем же? — спросила я.

— Точностью, которая свойственна немногим, — пояснила Алиса. — Большинство людей сказали бы: “Нет, у меня волосы никогда не вставали дыбом”. Или “Да, случалось,” и с преувеличенным волнением рассказали бы душераздирающую историю. Вы же сказали, что не припомните такого, а это ведь точно сказано. Мисс Брендон тоже выражалась очень точно. Она говорила, что точность необходима в ее работе.

— Видимо, ты разговаривала с ней довольно часто.

— Мы все иногда разговаривали с ней, — сказала Аллегра. — И мистер Нэйпир тоже. Он очень всем интересовался, а она показывала ему разные найденные штуки.

— Да, — подтвердила Сильвия, — я помню, мама заметила это.

— Твоя мама всегда все замечает… особенно не очень хорошее, — вставила Аллегра.

— Что же нехорошего в том, что мистер Нэйпир интересовался римскими развалинами? — спросила я.

Девочки промолчали, хотя Аллегра уже открыла рот, что-то сказать. Алиса неожиданно произнесла:

— Это очень хорошо — интересоваться римскими развалинами. А вы знаете, миссис Верлен, что у них были катакомбы?

— Да.

— Конечно, она знает! — возмущенно воскликнула Аллегра. — Миссис Верлен, вообще, знает очень много.

— Лабиринт переходов, — мечтательно сказала Алиса, и глаза ее затуманились. — Там обычно прятались христиане, и враги не могли их отыскать.

— Она напишет новый рассказ, — прокомментировала Аллегра.

— Я же их никогда не видела, разве я смогу?

— Но ты ведь написала об исчезновении мисс Брендон, — заметила Эдит. — Чудесный рассказ. Надо бы вам его тоже прочесть, миссис Верлен.

— Боги рассердились и превратили ее во что-то другое, — пояснила Сильвия.

— Это действительно так, вы же знаете, — нетерпеливо откликнулась Алиса. — Когда боги оскорблены, они превращают людей и в звезды, и в деревья, и в кусты, естественно, они и мисс Брендон во что-то превратили.

— Во что же они превратили ее в твоем рассказе? — спросила я.

— Странная вещь, — сказала Эдит. — Мы не знаем. Алиса не говорит нам. В рассказе боги из мести превращают ее во что-то, но Алиса не пишет, во что.

— Я оставляю это на усмотрение читателя, — пояснила Алиса. — Вы сами, в зависимости от своего воображения, можете превратить мисс Брендон во что хотите.

— У меня появилась забавная мысль, — воскликнула Аллегра. — Представьте себе, мисс Брендон и в самом деле превратилась во что-то, а нам не известно, во что именно.

— Ой, как интересно, — взвизгнула Сильвия.

— Даже твоя мама не знает, — поддразнила ее Аллегра, а потом вскричала: — А если это сама миссис Верлен?