Нэйпир вздохнул, словно ему все наскучило, и двинулся дальше. Мы поскакали следом за ним, и через короткое время он снова оказался рядом со мной.

— Все еще думаете о пропавшей леди, — сказал он осуждающе, — признайтесь.

— Эта тайна меня волнует.

— А вы любите, чтобы все аккуратненько завершалось круглым словом “конец”?

— Если бы это было возможно. Но разве так бывает?

— Конечно, нет. Ничто и никогда не заканчивается. События столетней давности все еще оказывают влияние сегодня. Даже если мы и построим свою дамбу, все равно будем слышать море, рокочущее снаружи.

— Но оно уже не сможет подкрасться к домам и смыть их.

— Ах, миссис Верлен… Каролина…

Я оглянулась, чтобы посмотреть на девочек: они все еще ехали на расстоянии.

Я сказала:

— Как мачты ясно видны сегодня.

— Да, — откликнулся он, — и вот еще одна хорошая аналогия. Возможно, даже лучше, чем с дамбой.

— Умоляю, пожалейте меня, — взмолилась я с некоторой насмешкой, подобно ему.

— Говорят, пощадить розгу — значит испортить ребенка.

— Вы забываете, я не ребенок.

— Все мы в некотором смысле дети. Да, это, пожалуй, даже лучше, чем дамба. Я и в самом деле пытаюсь доказать, что вовсе не такой обыватель, каким вы меня считаете. И со мной случаются приступы фантазии. Мы с вами — как эти корабли. Нас затягивает в зыбучие пески прошлого. Мы никогда не выберемся, потому что нас слишком крепко держат собственные воспоминания и мнение других людей.

— Слишком уж фантастично.

— А вы когда-нибудь были здесь ночью? Видели равномерные вспышки маяка, предупреждающего моряков: “Осторожно! Здесь зыбучие пески. Не подходите близко”?

— Мистер Стейси, — воспротивилась я. — Я решительно отказываюсь рассматривать события своей жизни так, будто они имеют какое-то отношение к Гудвиновым пескам.

— Это потому, что вы оптимист, а Пески разрушают всякий оптимизм. Они злорадствуют… такие золотые, прекрасные… такие вероломные. Вы когда-нибудь видели их вблизи? Вы должны разрешить мне как-нибудь показать их вам.

Я содрогнулась.

— Будет совершенно безопасно, уверяю.

— Благодарю, — произнесла я.

— Что, очевидно, означает: “Спасибо, нет”. — Он громко рассмеялся. — Но, надеюсь, мне удастся уговорить вас и вы измените свое мнение… об этом и о многом другом. Вы легко меняете свое мнение, миссис Верлен? У верен, что да. Вы слишком чувствительны, чтобы твердо придерживаться одного мнения перед лицом серьезных аргументов.

— Если я приняла неверное решение и мне докажут, что я неправа, с радостью признаю это.

— Знаю.

— По-моему, мы заехали достаточно далеко. Не пора ли воз-' вращаться? — Я повернула лошадь и направилась навстречу девочкам.

— Пора возвращаться, — сказала я им, и они послушно повернули своих лошадей и какое-то время скакали все вместе. Нэйпир молчал; девочки быстро отстали снова, и он заговорил о землях, которые лежали перед нами и были собственностью семьи Стейси.

Я быстро поняла, что именно эти земли — объект его страсти. Как он должен был мечтать о них в Австралии! Интересно, что он чувствовал в юности, зная, что их унаследует Бомон? Наверное, завидовал своему брату. Зависть — смертный грех, ведущий ко множеству других… может быть и к убийству.

— Теперь значительно улучшена мелиорация этих земель, — сказал он. — Раньше мы испытывали трудности с деньгами.

До женитьбы на Эдит, когда состояние Ковенов еще не перешло к Стейси, подумала я. Бедная Эдит, если бы не богатое наследство, она могла бы выйти за Джереми Брауна и стать женой приходского священника, и хорошей женой, и они жили бы счастливо до конца своих дней.

А теперь… какое будущее ожидает ее с Нэйпиром? Какое будущее вообще может ожидать женщину с таким человеком? Возможно, кого-то другого и устроило бы. Возможно, кто-то другой и нашел бы в этих трудностях что-то привлекательно-бодрящее.

Я поспешно запретила себе подобные мысли.

— Многие дома требуют ремонта, — продолжал он. — Постепенно мы приведем их в порядок. Я бы показал все, если бы вы когда-нибудь решились поехать со мной по округе.

— Я учительница музыки.

— Именно поэтому не хотите осматривать со мной поместье? А вдруг на какой-нибудь из наших ферм вы обнаружите непризнанного юного гения.

— А миссис Стейси интересуется поместьем?

Он печально улыбнулся.

— Я так и не смог выяснить, чем же она интересуется.

— В конце концов… — я намеревалась напомнить, что именно на ее приданое он собирается усовершенствовать свое поместье, но решила, что это уж слишком. Возможно, мои мысли отразились на лице, потому что он нахмурился, и я опять обратилась к девочкам. Мне совсем не хотелось, чтобы они думали, будто я катаюсь с Нэйпиром. Мы здесь все вместе, и я хотела им это внушить.

— Подъезжайте к нам, — позвала я.

— Да, миссис Верлен, — отозвалась Алиса, и они вскоре присоединились.

— Затонувшие суда хорошо видны? — спросила она, как бы желая завести вежливый разговор.

— Да, очень, — ответила я и сделала знак Аллегре подъехать поближе к Нэйпиру, но она угрюмо попятилась, а я решила не заставлять ее и повернула свою лошадь. Через короткое время мы подъехали к домику с большим палисадником, заросшим сорняками.

Я услышала пронзительный голос Сильвии:

— Это дом Бренкотов. Их сад — позор всей округи. Их сорняки перекидываются на другие сады и портят цветы и овощи. На них уже жаловались.

— Бедный мистер Бренкот, — сказала Алиса мягко. — Он ведь так стар. Разве может он сам ухаживать за таким садом? И несправедливо требовать это от него.

— Но мама говорит, арендаторы обязаны следить за своими садами. Таковы правила.

Сильвия могла быть смелой только цитируя свою мать.

Мы поехали вперед, но скоро девочки опять отстали. Они все время отставали, наверное, полагая, будто мы так хотим, и меня беспокоило, какую причину они находили в объяснение.


Через несколько дней произошел инцидент, меня взволновавший.

Выходя из дома, я увидела, что миссис Линкрофт и Алиса собираются сесть в двуколку.

— Мы как раз собирались в лавочку, кое-что купить, — сказала она. — Вам ничего не нужно?

Я вспомнила, что мне нужна катушка синих ниток.

— Почему бы и вам не поехать? — предложила она. — Сами выбрали бы необходимый оттенок.

Когда мы уже катили по дорого, я вспомнила маленькую лавочку, куда заходила Рома с друзьями и где мне довелось побывать с ней однажды: простой дом, чуть побольше сельского, в окне гостиной которого выставлены товары. Рома говорила тогда, что лавочку им сам Бог послал и благодаря ей они могут не мотаться в Ловат-Милл за каждой мелочью. Работала в лавочке крупная женщина, и запомнилась она мне своей болтливостью и фигурой, напоминавшей большую восьмерку.

Войдя внутрь, вы попадали в сумрачное помещение; у стены сваленные связки дров и большая жестянка с парафиновым маслом, запах которого слышен в полумраке. Там же бисквиты, и сыр, и фрукты, и печенье и хлеб, и всякая галантерея. Думаю, лавочка процветала, потому что местным жителям, как и Роме, не было необходимости попусту кататься в Ловат-Милл.

Едва переступив порог, я вспомнила Рому, как она стояла здесь, спрашивала своим хрипловатым голосом то кисти и клей, то хлеб и сыр.

Миссис Линкрофт занималась своими покупками, я выбрала нитки, когда тучная женщина, которую миссис Линкрофт называла миссис Бьюри, принесла поднос с катушками и, уставившись на меня, сказала:

— Эй, вы все, что ли, опять сюда вернулись?

Поняв, что она меня узнала, я растерялась и замерла на месте.

Миссис Линкрофт сказала:

— Это миссис Верлен, она преподает девочкам музыку.

— О-о-ох… — протяжный вздох удивления. — Ну надо же. Я могла поклясться… Я-то думала, вы из них… из тех… ну… они были здесь тогда… все приходили то за тем, то за другим.

— Миссис Бьюри имеет в виду людей, которые работали на раскопках, — пояснила Алиса.

— Вот-вот, — подтвердила миссис Бьюри. — Ну, вы прямо вылитая одна из них. Я могла бы поклясться… Она редко приходила… раз или два… Но я-то не из тех, кто забывает лица. Я еще подумала: эге, они вернулись. Вот славно-то. Но оно, конечно… если так-то…

И, заворачивая катушку в листок коричневой бумаги, она все бормотала себе под нос:

— Ну, право слово… А я еще подумала… Могла бы поклясться, что вы одна из них.

Она взяла у меня деньги и вернула сдачу.

— Вы только ничего такого не подумайте, — сказала она. — Я не против, чтоб они вернулись и еще тут поработали. Тут кое-кто не хочет этого. Да, такие всегда найдутся. Кой-кому не больно-то нравится, что они тут понарыли, но для дела-то это хорошо, скажу я вам. Чего только не случается на белом свете. Та, которая пропала, она ведь какая-то странная была. Мы тут и слыхом не слыхивали, что с ней сталось. Я все ждала, может, в газетах чего скажут, да так и прозевала. Хотя, если б это было убийство…

— То мы с вами никогда об этом не узнали бы, — закончила беседу миссис Линкрофт. — Благодарю вас, миссис Бьюри.

— И вам того же, — ее карие глаза проводили меня, и я знала, что она старательно пытается вспомнить тот день, когда Рома пришла в ее лавку со спутницей.

— Пришлось ее оборвать, — сказала миссис Линкрофт, когда мы садились в двуколку. — Иначе это длилось бы бесконечно.


Взволнованная тем, что миссис Бьюри меня узнала, я стала думать, как может отреагировать семейство Стейси, если вдруг узнает, что я — сестра Ромы. В лучшем случае сочтут пронырой. Моим единственным, но слабым оправданием могло служить только то, что исчезновение Ромы казалось мне как-то связанным с домом и его обитателями, впрочем, это тоже не вызвало бы у них восторга.