— Считалось, они должны вселять ужас в сердца захватчиков.

— Что им удавалось, я уверена. Эти бесконечные длинные тени рядом с резьбой, причудливой, фантастичной… Все вместе создает ощущение угрозы.

— Вы очень чувствительны к окружающей обстановке, миссис Верлен. Лучше надеяться, что в этом доме нет привидений. Кстати, вы не суеверны?

— Существует нечто такое, что мы все отрицаем, пока судьба нас не испытает. Тогда оказывается, что большинство из нас все же суеверны.

— Здесь не следует быть суеверной, уверяю вас. В таком доме, где люди веками жили в одних и тех же стенах, все время рассказывают какие-то истории. А то вдруг служанка увидит на стене свою тень и потом клянется, что видела привидение. В доме, как этот, миссис Верлен, это обычное дело.

— Не думаю, что испугаюсь собственной тени.

— Я испытала все на себе. Помню, как впервые вошла в этот зал и замерла от ужаса, — она содрогнулась при одном воспоминании.

— Но все кончилось благополучно, надеюсь?

— Я нашла… местечко в этом доме… в свое время, — она тряхнула головой, как бы отгоняя мысль. — Ну, пойдемте сперва в классную. Я попросила накрыть чай там. Думаю, вы уже готовы.

Мы прошли галереей, в которой висело несколько портретов и великолепные гобелены. Их я решила позднее рассмотреть получше, поскольку сюжеты показались интересными.

Она открыла двери и объявила:

— Миссис Верлен!

Я последовала за ней в высокую комнату, где увидела троих девочек. Они представляли прелестную картинку: одна сидела на подоконнике, другая — у стола, а третья стояла спиной к камину, по обеим сторонам которого были два тагана. Та, которая сидела на подоконнике, подошла поближе, и я сразу же узнала: именно ее я видела входящей в церковь рука об руку с женихом. Она казалась смущенной, полагаю, из-за своего нового положения хозяйки дома, в котором была не уверена. Она и в самом деле выглядела скорее ребенком, нежели хозяйкой.

— Как поживаете, миссис Верлен? — Приветствие прозвучало так, будто его долго репетировали. Она протянула руку, и я приняла ее. За те несколько секунд, пока эта слабая, безвольная ручка лежала в моей, я поняла, что жалею ее и хочу защитить. — Мы рады, что вы благополучно доехали, — продолжала она тем же безжизненным голосом.

Волосы, короной венчавшие головку, без сомнения, были ее гордостью. Волнистые пряди цвета спелой пшеницы, обрамляли небольшой белый лоб, сбегали к затылку. Они единственно казались в ней живыми.

Я сказала, что рада приезду сюда и с нетерпением жду, когда можно будет начать занятия.

— Я тоже с нетерпением этого жду, — сказала она, слабо улыбнувшись. — Аллегра! Алиса!

Аллегра отошла от камина и направилась ко мне. Ее густые черные вьющиеся волосы были перехвачены на затылке красной лентой; глаза, черные и дерзкие, а кожа отдавала желтизной.

— Вы приехали, чтобы учить нас музыке, миссис Верлен? — сказала она.

— Надеюсь, вы хотите учиться, — ответила я не без резкости, припомнив предостережения миссис Рендолл, что от этой девочки следует ждать неприятностей.

— Вы считаете, я должна? — Да, с ней будет трудно-.

— Если вы хотите научиться играть на фортепьяно, то должны.

— Не уверена, что вообще хочу учиться, по крайней мере, тому, чему учат учителя.

— Когда ты станешь старше и мудрее, возможно, изменишь свое мнение. — О Боже, подумала я, словесная стычка в самом начале — очень плохой признак.

Я отвернулась и взглянула на третью девочку, сидевшую у стола.

— Подойди, Алиса, — сказала миссис Линкрофт.

Алиса поднялась и сделала скромный книксен. Похоже, ей столько же лет, сколько и Аллегре, но она была меньше ростом и потому выглядела младше. Она буквально излучала опрятность, и поверх ее серого габардинового платья был надет белый фартучек с оборками. Длинные светло-каштановые волосы зачесывались назад от строгого маленького личика и удерживались голубой бархатной лентой.

— Алиса будет хорошей ученицей, — произнесла ее мать с нежностью.

— Я постараюсь, — ответила Алиса с застенчивой улыбкой. — А вот Эдит… простите, миссис Стейси… очень хорошей.

Я улыбнулась Эдит, которая ответила слегка покраснев:

— Надеюсь, миссис Верлен сама убедится.

Миссис Линкрофт сказала Эдит:

— Я попросила принести чай сюда. Вы хотите остаться?

— Да-да, — сказала Эдит. — Я хотела бы побеседовать с миссис Верлен.

Я заметила, что все несколько смущены тем новым положением, которое Эдит приобрела, выйдя замуж.

Мое внимание привлек чай, который нам подали точно так, как это делалось и в нашем доме: в большом коричневом глиняном чайнике, а молоко — в фарфоровом кувшинчике. Стол накрыли скатертью и поставили хлеб, масло и печенье.

— Быть может, вы продемонстрируете миссис Верлен свои успехи? — предложила миссис Линкрофт.

— С удовольствием послушаю.

— Вас рекомендовала мисс Элджин, не так ли? — сказала Аллегра.

— Да, так.

— Значит, и вы были ученицей?

— Конечно.

Она кивнула, прыснув от смеха, словно мысль о том, что и я была ученицей, показалась ей невероятной. Я начинала понимать, что Аллегре нравилось актерствовать и чувствовать себя в центре внимания. Однако меня интересовала Эдит, и не только ее жизнь и почему она, такая юная, стала хозяйкой такого большого дома, но и то, что она любила музыку и уже неплохо играла. А это я чувствовала по тому, как она менялась, заговаривая о музыке: загоралась, вспыхивая лицом, становясь почти смелой.

Пока мы разговаривали, вошла служанка сообщить, что сэр Вильям зовет миссис Линкрофт.

— Спасибо, Джейн, — кивнула она, — скажи ему, пожалуйста, что я приду через несколько минут. Алиса, когда вы допьете чай, ты можешь показать миссис Верлен ее комнату.

— Хорошо, мама, — сказала Алиса.

С уходом миссис Линкрофт атмосфера неуловимо переменилась. Непонятно, что это могло значить, ибо экономка произвела на меня впечатление чрезвычайно мягкой и кроткой женщины. И все же в ней был внутренний стержень, но не думаю, чтобы она могла влиять на девочек, особенно на такую взбалмошную, как Аллегра.

— А мы ждали кого-нибудь постарше, — сказала Аллегра. — Для вдовы вы не такая уж и старая.

Три пары глаз пристально изучали меня. Я ответила:

— Да, я овдовела всего через несколько лет после свадьбы.

— А от чего умер ваш муж? — допытывалась Аллегра.

— Возможно, миссис Верлен неприятно говорить об этом, — тихо произнесла Эдит.

— Чепуха! — отрезала неукротимая Аллегра. — Всем нравится говорить о смерти.

Я подняла брови.

— Да-да, — продолжала Аллегра. — Посмотрите на эту Кук. Вечно она ужасно подробно рассказывает об этом своем последнем сиянии, как она его называет. Стоит только ее спросить, а то и спрашивать не нужно. Она прямо упивается этими подробностями. Враки, будто люди не любят говорить о смерти, очень даже любят.

— Но миссис Верлен, может быть, не похожа на Кук, — вставила Алиса тихим, едва слышным голоском.

Бедная крошка Алиса, подумала я, как дочь экономки ее не очень-то принимают за свою, хотя и разрешают заниматься вместе со всеми. Я повернулась к ней и сказала:

— Мой муж умер от сердечного приступа. Такое может произойти с каждым в любую минуту.

Аллегра взглянула на своих подруг, как будто ожидая, что они тут же упадут от приступа.

— Бывает, — продолжала я, — что этого никак нельзя избежать. Когда человек слишком много работает, сильно нервничает…

Эдит сказала робко:

— Может быть, переменим разговор?.. Миссис Верлен, вам нравится преподавать, вы уже многих обучили?

— Мне нравится преподавать, только когда ученики меня слушаются, и обучила я уже довольно многих.

— А как надо слушаться? — спросила Аллегра.

— Любить фортепьяно? — предположила Эдит.

— Именно так, — сказала я. — Если вы любите музыку, хотите своей игрой доставить другим такую же радость, какую получаете сами, то будете играть хорошо и радоваться своим успехам.

— Даже если нет таланта? — спросила Аллегра почти с вызовом.

— Даже если в начале и нет таланта, то усердным трудом можно приобрести, по крайней мере, опыт. Но я верю, что вам всем музыкальный дар дан от рождения. Я послушаю вас по очереди, и мы решим, у кого действительно талант.

— А почему вы приехали сюда? — допытывалась Аллегра. — Что вы делали раньше?

— Тоже преподавала.

— А ваши последние ученики? Они не будут скучать по вам?

— У меня их было не так много в последнее время.

— А нас вообще только трое. Это место не очень счастливое.

— Что ты имеешь в виду?

Аллегра таинственно посмотрела на остальных.

— Тут были какие-то люди, они раскапывали наш парк. Они, как это…

— Археологи, — вставила Алиса.

— Да, верно. Люди говорили, что нельзя тревожить мертвых. Они уже ушли и почиют с миром и не желают, чтобы кто-то раскапывал их могилы и дома. Говорят, они наложили заклятие: кто их потревожит, того ждет месть. Вы верите в это, миссис Верлен?

— Нет, это суеверие. Если римляне строили прекрасные дома, то, думаю, они хотели, чтобы и мы знали, какие они были мудрецы и мастера.

— А вы знаете, — сказала Алиса, — что они обогревали свои дома с помощью труб, по которым текла горячая вода? Молодая леди, которая умерла, рассказывала нам. Ей нравилось, когда мы задавали вопросы о руинах.

— Алиса вечно старается понравиться всем, — сказала Аллегра. — Это потому, что она — дочь экономки и знает, что должна всем угождать.

Я подняла брови, удивившись такой грубости, и посмотрела на Алису, пытаясь взглядом выразить ей сочувствие и дать понять, что я-то не собираюсь делать между ними никаких различий.