— Беспокоиться? Почему?

— Мне в голову неожиданно пришла мысль. Ведь вы рискуете навлечь на себя беду.

— С чего вы это взяли?

— Из-за новостей о миссис Стейси. Когда мы думали, что она уехала с любовником, поиски вашей сестры казались довольно безопасными. Но если два этих исчезновения связаны между собой, то кто-то же должен быть в них виновен. Если люди живы, они не могут исчезнуть бесследно. Мне пришла в голову мысль, что в наших краях объявился опасный убийца. И вряд ли он будет доволен, если кто-нибудь сунет нос в его дела, не так ли? А вполне возможно, что, если он недоволен кем-то, он попросту… устраняет его.

— Так вы назначили меня следующей жертвой?

— Боже сохрани и помилуй! Но вам следует быть очень осторожной.

— Понимаю, что вы хотите сказать. Вы имеете в виду конкретного человека?

— О да.

— Кого же?

— Разумеется, мужа.

— Не слишком ли тривиально?

— Боже мой, да ведь здесь не пьеса разыгрывается! Это все — жизнь. Кому же понадобилось избавляться от миссис Стейси, если не ее мужу?

— Мог найтись и еще кто-нибудь.

— Подумайте о причинах. Понятно, она была богатой наследницей. К тому же он с самого начала не очень-то рвался жениться на ней.

— Он искренне горевал о случившемся. И мне не нравится наш разговор. Он какой-то… безжалостный. Мы не имеем права его продолжать.

— Но мы должны реально посмотреть на вещи.

— Если клеветать на невинного человека и значит реально смотреть на вещи, то…

— Но откуда вы знаете, что он невиновен?

— А разве мы не обязаны считать человека невиновным, пока его вина не доказана.

— Вы говорите о британских законах. Но мы-то не судьи, мы всего-навсего, сыщики-любители и должны рассмотреть все варианты.

— В таком случае, я могу предположить, что виновны вы, а вы — что я.

— Могу, но каковы мотивы?

— Полагаю, найти их несложно. Вы можете оказаться двоюродным братом, до времени скрывающим свое происхождение и желающим унаследовать Ловат-Стейси. И убиваете Эдит, рассчитывая, что ее мужа обвинят в этом преступлении и повесят, а вы станете наследником.

— Неплохо, — заметил он, — совсем неплохо. А вы хотите проникнуть в эту семью путем замужества, вот и убили Эдит, чтобы освободить место для себя.

— Вот видите, — подчеркнула я, — так можно выдвинуть обвинение против любого.

— Ну, а что же ваша сестра? Где ее место в этой схеме?

— Вот это мы и должны выяснить.

Именно в эту секунду я почувствовала, что за нами наблюдают. Мне стало не по себе. Годфри ничего не заметил. Что это было? Не могу сказать. Просто какое-то ощущение, скорее, даже тень ощущения, что кто-то невидимый наблюдает за нами… с недобрыми намерениями.

Что со мной происходило? Я не смогла бы объяснить Годфри это странное ощущение. Все объяснения были бы нелепы. Ведь я ничего не видела, ничего не слышала, а только чувствовала это. А он еще там, в домике, решил, что мне все мерещится.

— Будьте осторожны, — говорил между тем Годфри. — Не забывайте, что убийца бродит среди нас.

Я оглянулась через плечо и вздрогнула.

— Что с вами? — спросил он.

— О, ничего.

— Я вас напугал? Прекрасно! Именно этого я и добивался. Впредь будете осторожны.

Я продолжала думать о встрече с Нэйпиром в роще, и сердце мое никак не желало соглашаться с теми лежащими на поверхности решениями, которые мой мозг, не переставая, услужливо подсовывал мне.

— Я твердо решила выяснить, что же произошло с моей сестрой, — произнесла я горячо.

— Мы сделаем это вместе, — уверил меня он, — но необходимо сохранять осторожность. Мы станем работать вдвоем, и любой, самой крохотной ниточкой, которую найдет один из нас, он тут же поделится с другим.

Я ничего не сказала ему о рассказе, который написала Алиса и который меня так встревожил; не сказала я и о разговоре с Нэйпиром в роще.

Он продолжал:

— Не могу отделаться от мысли, что ответ где-то на раскопках. Наверное, это из-за вашей сестры. Ведь она была первой. Думаю, ответ мы найдем именно там.

Он пустился в подробные пояснения своей мысли, а я не возражала: что угодно, только бы не искал подтверждения своим подозрениям относительно Нэйпира.

Мы оба вздрогнули, когда неожиданно услышали за спиной легкое покашливание. К органу тихо подходила Сильвия:

— Мама просила найти вас, мистер Уилмот. Она зовет вас пить чай в гостиную.


Девочки пригласили меня покататься с ними. Я с удовольствием согласилась, и вскоре мы выехали.

— На Широком Лугу остановился цыганский табор, — сообщила мне Аллегра. — Одна из них заговорила со мной и сказала, что ее зовут Сирена Смит. А миссис Линкрофт не очень-то понравилось, когда я рассказала об этом.

— Ей не понравилось, потому что она знает: это не понравится сэру Вильяму, — вступилась за мать Алиса.

Аллегра проскакала немного вперед и крикнула через плечо:

— Поеду посмотрю на них.

— Моя мама говорит, что они позорят наши места, — сказала Сильвия.

— Еще чего! — вспылила Аллегра. — Она ненавидит все, что… забавно. А мне нравятся цыгане. Я и сама наполовину цыганка.

— И надолго они здесь остановились? — спросила я, помня реакцию миссис Линкрофт на весть о таборе.

— Не думаю, — ответила Алиса. — Они ведь кочуют по всей стране, нигде долго не задерживаясь. Только вообразите, миссис Верлен. Ведь это страшно интересно, как Вы считаете?

— Уверена, что я предпочла бы оставаться на одном месте, даже будь я цыганкой.

Ее глаза затуманились мечтательно, и я подумала, а не напишет ли она вскоре рассказ о цыганах? Надо на днях взглянуть на эти ее рассказы. Коль скоро она малоспособна в музыке, то неплохо, если бы у нее проявился литературный дар. Она очень много читает, трудолюбива и обладает весьма живым воображением. Может, и стоит поговорить о ней с Годфри.

Аллегра крикнула, чтобы не отставали, мы пустились легким галопом и довольно быстро подъехали к табору.

В поле, называвшемся Широким Лугом, стояли четыре пестро разрисованные цыганские кибитки. Но самих цыган нигде не было видно.

— Не подъезжай слишком близко, — предупредила я Аллегру.

— А почему, миссис Верлен? Они не причинят нам никакого зла.

— Может, им не нравится, когда их рассматривают. Следует уважать их уединение.

Аллегра с изумлением взглянула на меня.

— Да у них вовсе нет никакого уединения, миссис Верлен. Какое может быть уединение, когда живешь в кибитке.

Звук наших голосов разносился, вероятно, далеко, потому что из одной кибитки вышла женщина и направилась к нам.

Не могу сказать, что именно, но в ней было нечто неуловимо знакомое. Я чувствовала, что уже видела ее раньше, хотя не могла припомнить, где. Она была тучной, и красная блузка едва не лопалась на ее полной груди; подол юбки слегка обтрепался, а смуглые ноги были босы. В ушах висели большие золотые кольца. Ее громкий хрипловатый смех нарушил тишину, свидетельствуя о том, что она полностью довольна своей жизнью. Ее черные волосы вились крупными кольцами, и она, без сомнения, была по-своему красива чувственной, животной красотой.

— Привет, — воскликнула она. — Приехали посмотреть на цыган?

— Да, — ответила Аллегра.

Я заметила, как блеснула полоска белых зубов.

— А ты, черноволосая, как я погляжу, любишь цыган. Сказать, почему? Ты и сама почти цыганка.

— Кто вам сказал?

— Да кто ж мне мог сказать. Но я тебе и имя твое назову. Милое имечко. Аллегрой тебя зовут.

— А вы мне нагадаете удачу?

— Все расскажу, милая, и прошлое, и настоящее, и будущее.

— Думаю, нам пора, — сказала я.

Ни девочки, ни цыганка не обратили на меня никакого внимания.

— Аллегра из большого дома. Тебя бросила твоя нечестивая мать. Но ты не огорчайся, милая. Тебя ждет прекрасный принц и большое счастье.

— Правда? — сказала Аллегра. — А других?

— Дай-ка посмотрю… Среди вас есть юная леди из дома пастора и еще одна из большого дома… хотя она и не совсем принадлежит к этому дому. И ты, милая, дай мне свою руку.

Я сказала:

— У нас нет денег.

— Иногда я денег не беру, мадам. Дайте-ка, посмотрю… — Алиса протянула свою ладошку, особенно белую и маленькую в коричневой руке цыганки.

— А… — произнесла цыганка. — Ты — Алиса.

— Замечательно, — выдохнула Алиса.

— Маленькая Алиса, которая живет в большом доме, но не совсем принадлежит к этому дому… а в один прекрасный день все изменится, потому что кто-то очень важный намерен удостовериться, что она действительно принадлежит к этому дому.

— Ой, — вскричала Алиса, — как замечательно!

— Думаю, нам пора домой, — повторила я.

Цыганка стояла передо мной, руки в боки.

— Представьте меня этой леди, — сказала она дерзко.

— Это наша учительница музыки, — начала Аллегра.

— Ах, музыки. Тра-ля-ля… — сказала цыганка. — Будьте осторожны, леди. Опасайтесь человека с синими глазами…

— А Сильвии? — вскричала Алиса.

Сильвия сморщилась и, похоже, готова была убежать.

— Она дочь нашего пастора и учится вместе с нами, — объяснила Алиса.

— Совсем не нужно ничего говорить, — упрекнула ее Аллегра. — Она и так все знает.

Цыганка повернулась к Сильвии.

— А ты всегда делаешь то, что тебе мамочка велит, ведь так, утеночек?

Сильвия вспыхнула, а Аллегра зашептала:

— Она знает… Это особая сила. Цыганки наделены ею.

Я еще раз сказала:

— Все это очень интересно, но нам пора.

Аллегра было запротестовала, но я сделала Алисе знак поворачивать лошадь, и она послушалась.