Она снова рассмеялась.

— Вы меня смешите, миссис Верлен. Вы же прекрасно поняли, что я спрашиваю не о том, чего он достоин, а о том, нравится ли он вам.

— Я… я не уверена.

— Возможно, он изображает вас не сегодняшнюю, а завтрашнюю.

— Что вы имеете в виду?

— Я написала вас такой, какою вы становитесь, миссис Верлен… Очень уверенной в себе… первой леди прихода… которая познает, какой должна быть жена епископа. Весьма преуспевающая… она во всем помогает епископу, и каждый может сказать: “Наш милый епископ, как ему повезло. И скольким он обязан своей замечательной жене”.

— По-моему, вы брали уроки предсказаний у цыганок.

— “И какая умная собеседница! Никогда не растеряется! Это весьма ценное качество для жены епископа”. — Она надула губы. — Мне не очень нравится жена епископа, миссис Верлен, но это не имеет никакого значения, потому что мне незачем на нее смотреть. Я вижу ее сидящей за обеденным столом, улыбающейся мужу. О, впереди у них еще много, много лет, и она спрашивает: “А как называлось то местечко, где мы познакомились? Ловат, как там дальше? Такие странные люди! Интересно, что с ними со всеми сталось?” И епископ, наморщив лоб, пытается вспомнить, и не может. Но она вспомнит. Она пойдет к себе в спальню и будет думать, думать, пока ей не станет больно, потому что… потому что… Но по-моему, вы не хотите, чтобы я продолжала.

Она громко засмеялась и сняла холст с мольберта, открыв портрет трех девочек.

— Бедная, бедная Эдит! Интересно, как она сейчас выглядит? Но приятнее смотреть на них, когда они еще были все вместе. Подождите минутку, я покажу еще один ваш портрет.

— Мой? Как вы, однако, быстро работаете.

— Только когда мою руку направляют.

— Кто направляет?

— Если я скажу, что меня направляет Вдохновение, Интуиция и Гений, вы ведь не поверите мне, правда? Поэтому я не стану их упоминать. Но вот и вы. Еще.

Она поставила на мольберт другой портрет, в котором тоже можно было узнать меня, хотя он совершенно не похож на предыдущий. Волосы распущены, на разрумянившемся лице — выражение восторга; в пене зеленоватых кружев видны обнаженные плечи. Портрет был прекрасен. Я затаила дыхание, не в силах отвести от него глаз.

Она удовлетворенно хмыкнула и, хлопнув в ладоши, подпрыгнула на одной ноге, как ребенок.

— Вам нравится?

— Замечательный портрет. Но он совершенно не похож на тот.

— Но и вы не похожи на женщину с того портрета… пока.

Я переводила взгляд с одного изображения на другое, а она шептала:

— Я говорила… говорила… Эта женщина радуется и печалится… она живет. Та, другая, умиротворена и с каждым годом все более довольна жизнью. Коровы тоже довольны, жуя свою жвачку. Вам это известно, миссис Верлен? Они вытягивают головы и видят сочную зеленую траву. А это — все, что им нужно, потому что другого они и не знают.

— И какая же из них настоящая? Ведь я не могу быть одновременно обеими.

— Но в действительности в нас всегда заключена не одна личность. Я могла бы стать женой и матерью, не обмани меня Гарри. Но если бы он даже и не встретил ту девушку, побогаче, он все равно мог бы потом меня обманывать, только я уже не узнала бы об этом, не так ли, миссис Верлен? Не важно, что мы знаем, важно, во что мы верим. Интересно, согласны ли вы со мной. Даже если нет, то со временем убедитесь в моей правоте. Вы сделаете выбор, как уже сделали его однажды. Ах, миссис Верлен, ведь вы совсем не так мудры, как хотите казаться. Однажды вам уже пришлось принимать решение… и оно оказалось не в пользу вашей музыки. Были ли вы правы… или ошиблись? Только вы сами можете ответить на этот вопрос, потому что лишь то, что вы считаете для себя правильным, и в самом деле правильно для вас. Может быть, сейчас думаете, что однажды поступили неразумно? Что ж, вам повезло. Далеко не каждому дается еще один шанс. Но уж на этот раз вы должны сделать верный выбор. У меня такой возможности не было… — ее лицо сморщилось. — Я все плакала и плакала… — Она приблизилась ко мне. — Думаю, на этот раз вы выберете безопасность, миссис Верлен. Да, именно так вы и поступите.

Она растревожила меня. Вне всякого сомнения она была сумасшедшей, и все же… Каким-то непостижимым образом она умудрилась прочитать мои мысли, потому что сказала:

— Конечно, я сумасшедшая, миссис Верлен. Мои несчастья свели меня с ума, но природа не терпит пустоты, и одно часто заменяется другим. Слепые, например, иногда становятся философами. Так почему бы и сумасшедшим не получить какого-нибудь вознаграждения взамен утраченного разума? Некоторым даруются особые способности, особое внутреннее зрение, и они видят недоступное обычному глазу. Приятная мысль, правда, миссис Верлен? Одно всегда заменяется другим.

— Очень удобная философия.

Она громко рассмеялась.

— Какая дипломатичность! Именно это и пристало жене епископа. Тогда, пожалуй, вы уже изменились. Жена епископа не выбрала бы музыку.

Выражение ее лица опять изменилось: стало злорадно-хитрым.

— Однако, — сказала она, — вы можете и не стать ею, если будете вмешиваться не в свои дела. А вы ведь любите вмешиваться, — она предостерегающе подняла палец, снова превратившись в старую девочку. — Признайтесь. А знаете, что происходит с теми, кто хочет слишком много знать, когда вокруг так много дурных людей? — она засмеялась. — Вы должны знать. Ведь это уже чуть не произошло с вами, разве нет?

Она стояла посреди комнаты, несуразная, нелепая, непрестанно покачивая головой, как китайский болванчик; женственная, украшенная цветами шляпка обрамляла морщинистое лицо, а из безумных глаз на меня глядела всевидящая, мудрая проницательность.

Я представила себе, как она пишет ту записку, прокрадывается с ней ко мне в комнату, прячется в пристройке, выжидает, обрызгивает пол остатками парафинового масла.

Но зачем это ей?

Откуда мне знать, какие секреты хранил старый дом и какое отношение к ним имели его обитатели?

Рома, подумала я, что же обнаружила ты?


Сибилла растревожила меня гораздо больше, чем даже я сама осмеливалась себе признаться.


Кажется, все решили, что между мной и Годфри Уилмотом что-то завязывается; до известной степени так оно и было. При желании я могла помечтать, да и мечтала, о мирном будущем, но в своих мечтах я видела не Годфри, а моих детей. Это же естественно, говорила я себе. Каждая женщина хочет иметь детей, и если годы проходят, а их нет, то желание это увеличивается. И все же… Но к чему сомнения? Мне повезло, как сказала Сибилла. Судьба дает еще один шанс. Или могла бы дать, если бы я была осторожнее и не вмешивалась в чужие дела.

Проводить время с Годфри очень приятно, и оно бежало быстро, однако иногда его общество было нежелательно. Мне хотелось побыть наедине со своими мыслями, и одним из любимых мест оставался маленький, обнесенный стеной садик. Об этом знала Алиса, она ведь была такая наблюдательная девочка. Сегодня она пришла в этот садик и осторожно спросила, не помешала ли.

— Разумеется, нет, Алиса, — ответила я. — Ты уже сделала упражнение?

— Да, миссис Верлен, и пришла поговорить с вами.

— Очень мило. Присядь на минутку. В садике так приятно.

— Вы любите его, правда, миссис Верлен? Я вас часто вижу; здесь так тихо и мирно. Думаю, вы сделаете такой же садик и в новом доме.

— В моем новом доме?

— Когда выйдете замуж.

— Алиса, дорогая моя, я уже была замужем, а другого предложения мне пока не сделали.

— Но скоро сделают, — она так близко придвинулась ко мне, что я различала морщинки на ее переносице. — Думаю, вы будете очень счастливы.

— Спасибо, Алиса.

— Мистер Уилмот кажется мне очень симпатичным. Уверена, он будет прекрасным мужем.

— А тебе откуда известно, каким должен быть прекрасный муж?

— Ну, в этом случае нетрудно угадать. Он красив и, думаю, богат… в противном случае миссис Рендолл не прочила бы его в женихи Сильвии. И он добр и не будет с вами таким жестоким, какими иногда бывают мужья.

— Твои познания, Алиса, просто поражают меня.

— Ну и что, — сказала она честно, — я ведь жила здесь с Эдит и Нэйпиром. Он плохо с ней обращался. Живой пример у меня перед глазами.

— Почему ты так уверена, что он плохо с ней обращался?

— Она часто и много плакала и говорила, что он жесток с ней.

— Она сама тебе об этом говорила?

— Да. Она, вообще, многим со мной делилась. Это потому, что мы знали друг друга с детства.

— У тебя нет никаких мыслей, почему… она ушла?

— Чтобы избавиться от него. Я думаю, она уехала в Лондон и работает гувернанткой.

— А что подсказало тебе эту мысль? Ведь раньше ты думала, что она убежала с мистером Брауном, помнишь?

— Все так думали. Но это глупо. Она ведь не могла убежать с ним, правда? Она была замужем, а мистер Браун — священник, а священники не убегают с теми, на ком не могут жениться.

— Значит, ты думаешь, что она уехала сама по себе. Ах, Алиса, если бы это могло быть правдой! Ведь ты помнишь Эдит: она никогда не могла постоять за себя.

— Знаете, миссис Верлен, если бы сейчас в садик ворвался тигр, мы бы бросились бежать так, как никогда до этого не бегали. В нас нашлись бы тогда дополнительные силы. Это очень интересно и это правда, я читала. Так о нас заботится природа. И когда Эдит решилась уехать, природа наградила ее дополнительными силами.

— Ты прямо какая-то маленькая мудрознайка.

— Мудрознайка, — повторила она. — Этого слова я раньше не слышала. Звучит, как “мудрый зайка”. Забавно.

— Если ты знаешь что-нибудь об Эдит, Алиса, то должна рассказать.

— Я знаю только, что она сбежала. Не думаю, чтобы ее когда-нибудь нашли, потому что она сама этого не хочет. Интересно, что она сейчас делает. Наверное, учит детишек в каком-нибудь доме наподобие Ловат-Стейси. Разве это не странно, миссис Верлен?