— Слишком странно, чтобы поверить, — сказала я. — Эдит не могла поступить так безответственно и дурно.

— Но пока она остается женой Нэйпира, он не сможет жениться ни на ком другом. Я написала рассказ, миссис Верлен. В нем говорится о женщине, которая вышла замуж за плохого человека и не может расстаться с ним, вот она и убегает и прячется. Понимаете, у нее вроде бы нет мужа, а у него вроде бы нет жены, но пока она прячется, он не может взять себе другую жену. Это жертва. Она будет прятаться, пока не состарится. И она остается в одиночестве, потому что у нее нет внуков. И в этом тоже ее жертва.

— Ты должна показать мне какой-нибудь из своих рассказов, Алиса.

— О, все они пока не очень хороши. Их еще нужно совершенствовать. Можно, я открою секрет миссис Верлен? Он может вас сильно поразить.

— Меня не так-то легко поразить.

— Мистер Линкрофт не был моим отцом.

— Что?

— Мой отец — сэр Вильям. Да-да, это правда. Я слышала, как они говорили, моя мама и сэр Вильям. Вот почему я… живу в этом доме. Я, что называется, дитя любви. Думаю, это неплохо… по-своему. Дитя любви. Как Аллегра. Она ведь тоже дитя любви. Разве это не странно, миссис Верлен, что нас здесь двое. Двое детей любви… в одном доме, под одной крышей.

— Алиса, ты опять увлекаешься.

— Вовсе нет. После того, как я услышала их разговор, я спросила маму и она призналась. Они с сэром Вильямом любили друг друга… а потом она уехала, потому что решила, что ей не следует здесь оставаться. Потом родилась я, и она вышла замуж за мистера Линкрофта… чтобы дать мне фамилию. Поэтому я Алиса Линкрофт, хотя на самом деле — Алиса Стейси. Сэр Вильям меня очень любит. Думаю, в один прекрасный день он признает меня своей законной дочерью. Вы же знаете, так можно сделать. Я хочу написать рассказ о девочке, которую отец признал законной дочерью, но пока держу его про запас. Думаю, это будет лучший мой рассказ.

Гладя в серьезное личико, я верила, что так и будет.

Паутина обстоятельств становилась все более и более запутанной.


Весь день напролет шел проливной дождь. Девочки пришли из школы насквозь мокрые, и миссис Линкрофт заставила их переодеться в сухое.

Видя ее за этими усердными хлопотами, я подумала, что она пытается искупить свою давнюю вину. Я представила себе, как она впервые появилась в этом доме в роли компаньонки Изабеллы, красивая девушка, полная тихой прелести и грации. Какое напряжение, должно быть, возникло в доме, когда она и сэр Вильям полюбили друг друга, а Изабелла — какая несчастная и трагическая судьба! — неожиданно узнала об этом. Неудивительно, что в ее комнате ощущалась такая печаль.

Забеременев, миссис Линкрофт уехала и сразу, а может и не сразу, вышла замуж за мистера Линкрофта ради ребенка. Вызывал интерес этот мистер Линкрофт, умерший так вовремя, что его жена смогла вернуться в Ловат-Стейси после смерти Изабеллы.

У меня всегда было ощущение, что она живет в прошлом: вокруг нее аура “ушедших милых дней”. Эта аура ощущалась в складках шифоновых блузок и даже в излюбленных тонах ее длинных, ниспадавших до полу юбок — серых, блекло-голубых… таких туманных, неопределенных… призрачных, подумала я, и сама себе рассмеялась.

После чая мы занялись с девочками музыкой.

— Бедная Сильвия! Она пропускает урок, — сказала Алиса.

— За это она весьма признательна дождю, — заявила Аллегра. — Только послушайте, как льет. Все цыгане сидят по своим кибиткам и со страшной скоростью плетут корзины. Вот единственная причина, по которой я все же не хочу стать цыганкой. Ненавижу плести корзины.

— Ты ненавидишь всякую работу. Единственное, что ты хотела бы делать — это лежать на солнышке.

Ничего не желать,

Лишь на солнышке лежать…

— пропела Алиса. — В этом — вся ты. Впрочем, не похоже, чтобы ты ничего не желала. А чего все-таки ты желаешь? Я, например, знаю, чего хочет миссис Верлен.

— И чего же? — спросила я.

— Жить далеко отсюда в красивом доме… с красивым мужем и десятью детьми.

— В этом желании нет ничего необычного.

— Я бы тоже хотела жить в таком доме. Вот только насчет мужа не совсем уверена. Я еще не думаю о мужьях. Пока мала.

— Ха-ха! — расхохоталась Аллегра. — Она притворяется.

— Вовсе нет, — сказала Алиса. — Слышите, какой дождь. В такую погоду никто не пойдет на улицу. Даже привидение.

— Именно в такое время они обычно и приходят, — возразила Аллегра. — Вы не согласны, миссис Верлен?

— Я вообще не согласна с тем, что они приходят.

— Вот посмотрите, сегодня же ночью привидение будет в часовне, — сказала Аллегра.

Алиса вздрогнула.

— Я буду смотреть, — заявила Аллегра.

— Но ты же не можешь ждать всю ночь, — напомнила ей Алиса.

— Нет, но я все равно буду наблюдать. Огонь легко можно заметить, потому что очень темно.

— Давайте-ка, поговорим о чем-нибудь более разумном, — предложила я. — Алиса, мне бы хотелось послушать, как ты играешь минуэт. Повтори его, пожалуйста. Последнее время у тебя стало получаться совсем неплохо, хотя, конечно, надо еще работать и работать.

Алиса с готовностью поднялась и села за фортепьяно. Наблюдая, как ее прилежные пальчики извлекают мелодию из костяных клавиш, я подумала, что эти две девочки, такие разные, прекрасно дополняют друг друга. Алиса сдерживает дикую необузданность Аллегры, а Аллегра оживляет холодноватую чопорность Алисы. Милые, прелестные девочки.

На следующий день ливень временами прекращался и хорошая погода стояла на пороге. Мы пошли прогуляться до школы.

— Я оказалась права, миссис Верлен, — сказала Аллегра, когда мы вышли из дому и направились по церковной дороге.

— Минувшей ночью опять горел огонь, правда, Алиса?

Она кивнула.

— Да, миссис Верлен, из-за темноты он казался очень ярким.

— Алиса хотела пойти и сказать вам, но потом мы передумали, потому что вы все равно не верите.

— Наверное, повозка с фонарем ехала по дороге, — сказала я.

— Нет-нет, миссис Верлен. Дорога туда не ведет.

— Ну, тогда только безумец мог разыгрывать в такую ночь глупые шутки.

— Или дух. Духам ведь дождь не мешает, не так ли?

— Ну, ладно, нам еще сегодня предстоит много работы. Наверное, сначала я займусь с Сильвией.

Когда мы подходили к школе, в дверях появилась миссис Рендолл в непривычной позе: скрестив руки на груди.

— Сильвия не сможет сегодня быть на занятиях, — заявила она, глядя сквозь меня. — Она нездорова. Я послала за доктором.

— Очень жаль, — сказала я. — Надеюсь, она скоро поправится.

— Не могу понять, что произошло. Ее знобит, она чихает… совершенно простужена. — Она повернулась и пошла в школу, мы за ней. — Ах, — тон ее смягчился, едва она увидела спускающегося по лестнице Годфри. — Ваши ученицы уже здесь. Я как раз говорила, что голубке Сильвии придется провести несколько дней в постели.

— Доктор рекомендовал? — осведомился Годфри.

— Нет, я сама. Девочке не терпелось вчера отнести бедняжке миссис Кори немного супу. Я говорила, что на улице льет, как из ведра, но моя голубка настаивала и сказала, что не боится промокнуть и гораздо важнее собственного комфорта, чтобы миссис Кори поела горячего.

— Какая милая девочка, прямо святая, — легкомысленно сказал Годфри, а миссис Рендолл тепло улыбнулась.

— Ее воспитали так, чтобы она думала в первую очередь о других. Ведь в наше время многие… — Она бросила на меня опечаленный взгляд; я чуть не расхохоталась и заметила, что Годфри едва сдерживает смех.

Я сказала, если Сильвия не сможет прийти на урок, то мне незачем здесь оставаться, с Аллегрой и Алисой можно позаниматься в Ловат-Стейси. Такое решение, кажется, наилучшим образом устроило миссис Рендолл, потому что она улыбнулась почти милостиво.

По дороге домой я все думала о бедняжке Сильвии и спрашивала себя, а не могла ли она простудиться в роще, когда зажигала огонь в развалинах.

У нее не хватило бы смелости. Хотя кто знает? Странная девочка, как раз о ней я знаю меньше, чем о других.


Годфри склонился над семейным склепом Стейси. Послеобеденная прогулка привела сюда и меня. У обоих появилась привычка заходить на кладбище в определенное время дня, чтобы укрыться от любопытных глаз. Высокая трава между надгробными камнями и деревьями давали некоторое уединение.

— Как там наша больная? — спросила я.

— Бедная Сильвия! Не очень хорошо. Доктор говорит, у нее высокая температура и придется несколько дней пролежать в постели.

— Думаете, она простудилась оттого, что промокла под дождем?

— Сильвия до этого болела уже несколько дней. Она часто простужается, бедняжка.

— Что вы думаете о Сильвии?

— Я вообще о ней не думаю.

— После героических усилий со стороны ее матери? Как не стыдно! Мне ее жаль, но интересно, какое впечатление произвела бы на нее подобная откровенность.

— Вы хотите сказать, на маму?

— Именно. Сильвия выглядит всегда такой запуганной. Не кажется ли вам, что если с человеком обращаются, как с ней, он рано или поздно постарается утвердить себя.

— Уверен, и она бы попыталась это сделать, если бы только хватило духу.

— А как вы смотрите на поход в руины и размахивание там фонарем?

— Хотите сказать, в качестве привидения? Но привидения безличны. В чем же тогда ее победа?

— В сознании, что люди боятся ходить туда и зависят от нее. В тайной гордости, что это она доставляет столько тревог.

Он пожал плечами.

— Я все же не понимаю, в чем заключается ее победа.

Я почувствовала легкое раздражение.

— Разумеется, не понимаете. Вам-то никогда не приходилось из кожи вон лезть, чтоб обратить на себя внимание людей. Вы такой… благополучный…