Поднимаюсь и, собрав в ладонях первый шар, швыряю его в толпу Реньюеров. Фаербор рассыпается на огненные брызги и мне кажется, что я вижу в подсветке Лизу. Черные волосы взметаются, как крылья ворона. Высокая худая фигурка и тонкие руки.

Не может быть! Я уверен, что Зимовские не выжили.

Нужно сфокусироваться и послать мысль Яну. Если маг жив, он ответит. Мысли читать мы не умеем, но общаться, передавая послания, как письма — да. Но нужно небольшое расстояние, желательно поле видимости.

Вся эта бойня до ужаса нелепа. Даже если я и хочу умереть, все равно не желаю зла никому из них. Эта вражда бессмысленна, как и прежнее разделение на организации. Мы все подневольные, все в тисках синдикатов и в лапах больших политиков. И пока у руля разногласия, нам не жить в мире. И пока есть такое давление, будут появляться Маттеры и дикие маги, которые не принадлежат никому и не подчиняются системе.

Защитная стена полу-разрушилась, на небе огненным цветком распускается луна. Она освещает магов, или то, что от них осталось. Идет мелкий снег. Ему не мешает черный волшебный купол. Природа всегда сильнее магии.

Со стороны Мнемонов полегло с десяток молодых юношей и девушек. Этих новичков слишком рано выпустили на бойню. Верхний опроверг свои слова и не стоял на вершине, дожидаясь победы, но все равно слишком беспечно пожертвовал магами.

Но и Реньюеров прилично потрепало. Они отступают. Противники преобладали численностью, но черные птицы Акима не дают ничего сделать: лезут в глаза, сбивают заклинания, а выстрелы Пестова и Зуева метят очень точно. Но мне кажется, что маги только сбивают противника, целясь в ноги. Странно это.

Я уклоняюсь от очередного горячего шара и, падая в холодную грязь, перекатываюсь по поляне к деревьям. Зуев и Пестов неистово рассыпают боллы. Запах серы, крови и жженного мяса становится плотным и удушающим.

Несколько снарядов попадают в шефа и прожигают его куртку: один в бедро, второй в плечо. Мужчина стоически выдерживает удары и продолжает атаковать. Мне не жалко его. Усмехаюсь. Справедливость торжествует все-таки.

Добравшись до опушки, приникаю к дереву.

Аким выталкивает из защищенного дома брата. Артем обладает совсем скудной магией. Первачок. Что Маттер делает? Совсем свихнулся? Зачем тащить слабака на поле битвы?

Тощий, отразив несколько снарядов противника, бросает пучок черных кольев в ответ и по ту сторону стены раздается крик. Часть Реньюеров бросаются в рассыпную.

Я не хочу этой войны. Мне больно и за тех, и за этих. Как остановить бессмысленное кровопролитие?

— Что ты творишь, Аким?! — голосит Артем, выворачиваясь. — Отпусти меня!

— Хочу довести дело до конца! — наперерез. По ногам ударяют горячие сгустки магии, но я почти не чувствую боли.

Из темени, разбавленной тусклыми фигурами молодых магов, выплывает человек в длинном черном плаще. Лицо скрыто капюшоном. На первый взгляд — женщина. У меня сердце замирает. Неужели мамаша? Сама пришла? Но она же теперь не маг? Или…

Маттер бросает брата ей под ноги и встает лицом к полю битвы, чтобы удерживать щит и оградить их троих от внешнего мира. Летящие снаряды Реньюеров рассыпаются мелким бисером о прозрачную полусферу.

Вот почему на нас напали! Они за Ангелиной охотятся. А мы, будто с ней заодно. Нелепо.

Недо-мага окутывает серое облако: щит закрывается. Я успеваю впрыгнуть в защитную оболочку. Успеваю или попадаюсь в ловушку?

Статная как всегда мать поднимает на меня тяжелый взгляд. Медленно скидывает капюшон, улыбаясь. Подобранные на висках черные волосы, немного раскосые глаза и сияющий карий взгляд.

Мы ошиблись с Артемом. Оба.

Брат глядит на женщину. Вижу его горе и ярость. Но уже бессмысленно злиться. Смерть не выпускает из своих лап любимых, а стертую насильно память не вернуть на место. Мы пленники. Поверженные.

— Ты… ты обманула меня!

— Так нужно, дети мои, — мать одаривает нас змеиной улыбкой. Она замахивается, и Артем прилипает к дереву спиной. Я попытаюсь отразить удар матери, но Аким сбивает поток и я тут же оказываюсь пригвожден к шершавому стволу клена рядом с братом. Две дерева — две судьбы. В одной плоскости и параллели.

— Марк, ты был прав, — Артем опускает голову и сжимает кулаки.

Мать встает между нами и начинает читать заклинание. По моим ногам бежит жар. Та, которая дала жизнь — ее и забирает. Я готов к этому.

Артем протяжно вскрикивает и мотает головой.

Пестов и Зуев оборачиваются. Реньюеры и Мнемоны замирают.

Ангелина выписывает в воздухе неведомый нам ключ, и черные змейки, выползая из ее рукавов, устремляются ко всем магам. Они не могут отступить или шевельнуться. Вот от кого во мне есть дар чистильщика: от мамочки. Хорошо, что я никогда не признавался, что тоже так умею. Иначе на мне было бы намного больше грехов. Но вот аккумулировать силы, как она мне не под силу.

Силы всех магов текут к матери. Они, словно нити, стягиваются в пучок и обматывают Ангелину по всему телу. Над нами вырастает химера, похожая на гигантского паука с сотнями лап.

Сначала немеют ноги, затем огонь поднимается выше и обжигает грудь. Пульс замедляется, дыхание становится редким и незначительным. Перед глазами плывет туманная пелена. Я выдыхаю:

— Прости, Артем, что не уберег…

Меня пронзает острая боль. Кричу рваным голосом, а вместе со мной кричит брат.

Мать меняется. Кожа на лице и руках покрывается черными чешуйками и переливается перламутром. С вихрем ветра темный наряд преображается. Вытягивается хвост, и вскоре женщина возвышается над полем жутким высоким фантомом. Когтистые лапы тянутся ко мне.

Маги обоих синдикатов качаются, превращаясь в кукол на ниточках. Мать связала всех.

Только Аким не тронут. Стоит рядом и ехидно улыбается. Жаль, не дал ему в челюсть, когда хотел. Чувствовал же, что мразь последняя. Сдержался. Зря.

Все просто: мать будет править миром, а он отхватит кусок пирога. Мы против них — мелкие блошки.

Нам не враждовать нужно было, а искать способы победить врага. Но мы же слепы и глухи. Видим только себя и свое горе. Артем мстил за личную боль, я прятался, чтобы спасти свою шкуру. А Вика… Она просто была разменной монетой и приманкой.

Неужели Реньюеры думали, что смогут противостоять Маттеру? Двоим Меттерам? Или сколько их на самом деле? Опрометчиво взяли в дело Крыловой Акима в виде непосильной помощи, а все обернулось против них же. Трио сошел с ума, если думает, что без Мнемонов справится с этими тварями. И где же он сам? Верхний на поле боя — обманут и повержен. А где же Трио? Не удивлюсь, если это очередная договоренность. Давно я не доверяю этому магу, которого никто никогда не видел. Но мне уже не узнать, что случилось на самом деле и какое ждет будущее тех, кто останется в живых.

Вижу среди толпы Лизу и еще нескольких знакомых Реньюеров. Может, Ян все-таки выжил при взрыве? После такого взрыва мало кто выживает. Но как девчонка спаслась?

Пытаюсь позвать Зиму. Никто не отвечает.

Тишина звенит, как расстроенная гитара. Она корежит пространство, изгибает материю и превращает тело в пыль. Я чувствую, как первые клетки кожи отрываются от рук и черными хлопьями взмывают к небесам. Красная луна притягивает эти частички и поглощает их. Боли нет, есть только горечь невыполненных мною сверхзадач. Но на них уже не остается времени. Только в последние секунды жизни понимаешь, как много еще хотелось бы сделать.

Артем тоже рассыпается. Он молчит, видимо, принял исход. Когда распад добрался до его пояса, брат поворачивает голову и шепчет:

— Прости…

Улыбаюсь и киваю. Нет смысла таить злобу. Я даже на мать не злюсь теперь, хоть сейчас она и не похожа на женщину, которая качала меня на руках и пела на ночь колыбельные. Сейчас Ангелина смахивала больше на Горгону, разве что только взгляд ее превращал не в камень, а пыль. Но она невольно освобождает меня от боли и печали, дает крылья и милосердно погружает в забвение. Брата жаль, хотелось, чтобы его жизнь была лучше. Он заслуживает счастья, а я тащу его за собой. Не смог уберечь. Стратил. Ошибся. Жизнь — не компьютерная игра, в ней не пройдешь уровень заново.

Когда-то через много тысяч лет, возможно, мы встретимся с Викой, но уже не на земле. И может, наступит миг счастья и для меня. Я буду ждать.

«Вольный, что ты расслабился?» — голос Яна внезапно прерывает мысленный поток.

Я не могу открыть глаза. Брожу закоулками подсознания и уже не чувствую свое тело. Добираюсь до красной звезды и сажусь возле нее.

«Где ты?» — спрашиваю я.

Зима не отвечает. Видимо, мне почудилось.

Всего лишь иллюзия или крупица воспоминания. Верить в невозможное можно, только если ты сам уже нереален. Мысли создают вокруг меня странный узор: витиеватые, закрученные в спирали лазурные полосы кружатся и формируют пучки света. Углубляюсь в самую глубину подсознания. Звезда памяти горит и выбрасывает красные плети, похожие на протуберанцы. Одна из них огненным языком дергается вперед и впивается в плечо. Я не чувствую боли. Вторая зацепляет руки, затем еще одна мягко входит в сердце, а после — тысячи алых языков пронзают меня насквозь.

Я принимаю их с благодарностью. Оседаю на колени, чувствуя, как жизнь покидает мое тело, и вселенная раскрывает объятия. Так вот какая она — смерть?


Глава 40. Все возможно

Темнота выпускает медленно. По спине бежит холод. Он сковывает движения и бросает меня в дрожь. Тяжело приоткрываю глаза.

Чужой дом, чужие люди. Никого не знаю в лицо и не могу вспомнить. Меня обнимает черноволосый смуглый мужчина. Мы на коленях друг напротив друга. Его лицо и одежда измазаны кровью, а на щеках дорожки от слез. Он молод. Черты лица строгие, притягательные. Крупные руки придавливают мои плечи: я едва могу дышать. Густые ресницы незнакомца скрывают глаза, веки плотно закрыты, и я не могу разобрать дышит он или нет. На секунду кажется, что я его где-то видела. Странное ощущение дежавю.