Меня тянет назад, но я вцепляюсь мертвой хваткой в дерево, плачу и тянусь к Марку.

Знаете, как ведет себя материя перед тем, как исчезает? Она застывает в пространстве и создается впечатление будто время не властно над ней.

«Марк, я люблю тебя», — посылаю последнюю мысль в пустоту, зная, что любимый никогда ее не услышит. У нас было время на счастье, но не было будущего. Мы знали это всегда.

Свет стремиться вырваться из темноты, и даже в самом глубоком колодце звезда находит силы воссиять.

Вольный распахивает синие глаза. Из его зрачков вылетают тысячи белых мотыльков. Они вырываются вперед и окутывают химеру, притягивая ее к нам. Клетки Марка быстро восстанавливаются, на глазах выстраиваясь в столбики. Они закручиваются в спираль и формируют его фигуру.

Он выставляет руку перед собой и кинжал прилипает к его ладони. Прижимает меня к себе так сильно, что я не могу дышать, но я готова не дышать рядом с ним вечность.

Холодная нить щупальца проникает глубже в мое тело, вибрируя. Сейчас доберется до сердца и все закончится. Химера кричит и корчится. Я не вижу ее, но замечаю отражение черного силуэта в глазах Марка.

Падаем. Медленно.

Вольный вонзает клинок в сердце фантома. Слышится женский крик.

Нити опадают, вздергивая дымчатую пелену. Все куколки разом оказываются на земле. Химера испускает последний вздох и сникает. Черная чешуя разлетается, превращаясь в труху, а вместо фантома на земле остается тело женщины.

Холод покидает мое тело, замещая резкой болью. Кричу. В позвоночнике, будто горячий прут застрял.

Марк светится долго. Его тепло обволакивает, пронзая меня насквозь. И боль отступает.

Я видела Ангелину только через воспоминания любимого, которые мне передал Ян несколько минут назад. От матери Марк скрывался очень долго, а она столько же была одержима неведомой ненавистью к обоим сыновьям. Как жутко, когда такое случается.

Незаметно ночь превращается в день. Светлый купол растягивается по периметру усадьбы и держится вершиной за крышу особняка. Я вижу, как Пестов рассекает воздух белым покрывалом, и павшие маги исчезают под ним.

Марк приподнимает меня.

— И я тебя, — шепчет в ухо.

Я смеюсь и плачу. Мне радостно от его слов, но и печально от бессмысленно загубленных душ.

Артем на четвереньках подползает к нам. Они так похожи, и такие разные. Мой брат или Марка — не важно. Я их обоих люблю.

— Брат, прости меня…

— Будешь должен, — бросает через плечо Вольный, опуская голову и зарываясь лицом в моих грязных волосах. Целует в шею. — Вика, я…

— Марк, знаю.

Он сжимает пальцы, переплетая с моими, и громко выдыхает. По коже ползет горячей лавой его дыхание.

— Я искуплю свою вину. Даже под влиянием некоторые вещи были слишком. Мне больно вспоминать об этом.

— Могу помочь, — смеется Ян, подходя ближе. Он прикладывает палец к виску.

Марк хмыкает.

— Даже не думай! — рычу, кусая его за мочку уха.

— Ай! Ладно, теперь ты командуешь.

— Нет, не я.

Ян взрывается ярким смехом. Мы оборачиваемся и глядим на него удивленно.

— Вы стоите друг друга! Марк, прости.

— За что?

— Вика тебе как-нибудь расскажет, — он подмигивает мне, а я тут же краснею. Марк хмурится.

— Я чего-то не знаю?

— Вик, не сейчас, — перебивает Ян. — А то мне не охота с синяком ходить. Расскажешь, когда меня рядом не будет. Ок?

— Ян, посмей только еще раз так сделать, — серьезно говорит Марк и приподнимает мне подбородок.

— Да лана, ничего особенного, немного подсмотрел за вами. Но это того стоило! Ведь не возьми я тогда ее память, сейчас бы перед тобой стояла не твоя Вика, а просто… Виктория.

— Ах, ты! Ну, я тебе сейчас! — грозно рычит Марк и чуть дергается, но я его задерживаю. Он подмигивает мне и шепчет на ухо: — Я потом ему спасибо скажу. А ты хочешь вспомнить, что было в поезде?

— Конечно, хочу.

Ян отбегает подальше, смешно поднимая ноги, а затем возвращается. Замирает около младшего Вольного.

Из толпы вырывается темная девушка.

— Артем? Этого не может быть! — слышу визгливый голос Лизы.

Зимовский закусывает губу.

Сестра бежит и спотыкается, а затем падает в объятия Вольного младшего.

Так вот кого маг вроде как не спас! Видимо, это тоже было необходимо, а память Лизе пришлось изменить, чтобы Ангелина не добралась до Артема. Я не знаю всех мотиваций, некоторые моменты остались для меня загадкой. Помнить что-то — это одно, а понимать происходящее — другое.

— Лиза-а, — выдыхает младший Вольный, целуя ее заплаканные глаза. — Ты жива. Жива!

— Да-а.

Ангелина громко вскрикивает.

Мы все оборачиваемся.

Кровь льется из ее рта, тело дергается в конвульсиях. Несколько раз переворачивается, а затем затихает, уставившись в нашу сторону. Протягивая худую дрожащую руку, подзывает нас.

Марк натягивается струной, но я сжимаю его ладонь и киваю «можно».

— Сын, не позволь тьме завладеть миром. Она — черный суггестор. Ты ведь знаешь это.

— Кто бы говорил о тьме, — скрипит Вольный.

— Не сейчас, не завтра, но ты вспомнишь об этом. Когда-нибудь ты поймешь меня.

— Нет. Даже не надейся.

Почему мать пошла против детей? Зачем было убивать Вольных? Нам этого никогда не узнать. Хотела ли она владеть миром или пыталась предотвратить будущее? Мне трудно осуждать ее и думать о том, что она окажется права. Как поведет себя искра во мне я не знаю, а что такое черный суггестор — тем более. Мне страшно думать о том, что ждет нас впереди.

Ангелина протяжно кричит и, выгнувшись дугой, застывает с открытыми глазами. Тело оседает, каменея, и покрывается тонкой смолистой коркой.

Я терплю сильные тиски Марка. Шепчу ему, что уже все закончилось, и только после третьего сказанного мною «я люблю тебя» чувствую, как его пальцы расслабляются и отпускают мои плечи.

— Если бы не она, я бы тебя не встретил, но, если бы не она, нам не пришлось столько пережить.

— Марк, я ни о чем не жалею, — целую его припухшие губы. Соленый терпкий вкус остается на языке. — Боли я не боюсь: танцы закалили меня, а прощать не так уж и сложно.

— Если бы все умели, как ты, — шепчет Вольный и отвечает на поцелуй. Так страстно, что у меня в миг подкашиваются ноги.

Налетает легкий шум. Снег превращается в дождь. Одна капля. Другая. Ливень смывает с поля битвы кровь, очищает землю от человеческой глупости, оставляя нам в назидание только память. Память о том, как мы хрупки и потеряны в лабиринтах своих страстей. Как мы можем быть жестоки к своим близким, всего лишь находясь в заблуждении. Показывает нам, как дети перерастают своих родителей, как родители забывают о любви и нежности, как они идут на страшные решения из-за своей гордости и нелепых ошибок.

Вода ласкает землю, словно обновляет ее и дает нам шанс жить дальше с памятью о прошлом, чтобы будущее было чище. Чтобы наши дети жили в мире и согласии.

Дождь не смывает поступков, но он объединяет всех невидимыми нитями.

Маги сходятся в круг. Рэньюеры и Мнемоны стоят рядом, плечо к плечу. Они понимают, что эти события стали для всех ключевыми. Они объединили их.


Глава 41. Виток последний

Из толпы выживших к нам приближается человек. Я знаю его: силуэт, походка, внешность. Желтые выразительные глаза, посеребренные виски, мелкий ежик седых волос. Он весь в светлом. Курточка нараспашку, из-под нее выглядывает небрежный чуть растянутый свитер.

Меня подбрасывает от накатившей памяти. Она укладывается в стопочки, разрастается в стеллажи, полки, отсеки и разогревает виски. Марк что-то кричит на ухо, но я не могу разобрать. Хватаюсь за его плечо и съезжаю вниз, но крепкие руки не дают упасть.

Авреев Михаил.

Знать его имя, и помнить, как выглядит — мало, важно понимать, кто он. Я думала, что его уже нет в живых. Он говорил, что сам не сможет убить внестепенника. Обманул?

Мужчина протягивает руку и манит меня. Марк поджимает губы, Я улыбаюсь ему, говорю тихо «все хорошо», и жених нехотя отпускает.

Подхожу к Михаилу. Вода рассекает воздух и проникает под одежду, зализывает волосы и льется за шиворот. Свет вокруг незримо колышется, а когда я касаюсь руки суггестора мир, будто выдыхает и останавливается. Капли дождя замирают перед глазами.

— И что дальше? — спрашиваю.

Михаил смотрит на меня выжидающе. Я не понимаю, чего он хочет.

— Дальше будем жить и учиться, — спокойно отвечает он и всматривается в мои глаза.

— О чем вы?

— В тебе искра суггестии. Не совсем маг, но и выше всех магов.

Я смеюсь. Что за глупости?

— Ты думаешь все так просто? — мужчина прищуривается.

Поджимаю губы. Я не знаю, что думать. Просто не просто, но для меня все еще непонятно. Зачем оно мне? Да и я не люблю, когда меня обманывают, а, тем более, пользуются мной.

— Вы обманули. Вы могли сами это сделать.

— Не мог, к сожалению. Так нужно было, — Михаил ведет плечом и пристально глядит в мои глаза, не выпуская моей ладони из шершавых пальцев.

— Мне кажется, что вы заигрались, — начинаю злиться, да так, что стискиваю зубы до хруста.

Авреев сжимает руку, сдавливая сильней мои пальцы. Злость замещается спокойствием.

— Помни. У тебя нет стороны. Ты — золотая середина. Ты можешь влиять на всех магов, можешь принуждать и изменять их сознание. Но. Никогда не делай этого. Тебе придется бороться не только с внешним миром, но и с собой. Сила твоя не характерна для Мнемонов или Рэньюеров. Ты — Маттер. И многие захотят убрать тебя с дороги, думая, что во тьме есть только тьма и ни капли света.